Ольга порылась в сумке хозяйки и достала огромную зажигалку в виде лимонки. Взобравшись на книжный шкаф, она отогнула кусок обоев, с тихим «мяу» прочитала в последний раз любимые строчки из газеты и дважды чиркнула кремнем. Загорелась пыль, воспламенилась занавеска, огонь перекинулся на книги и стал пожирать лики Стендаля, Гюго, Бальзака, Цвейга, Герцена…
На люстре ей было тепло и уютно. Где-то внизу, за много километров от нее, были видны языки пламени, слышны всплески разогретой воды, дикие крики соседей, вой пожарной машины, жесткие удары пожарных топоров. Внезапно стало темно – отключили электроэнергию. Крики постепенно стихли, шаги пожарных больше не раздавались в черной бездне, и Ольга согласилась с говорящим сверчком, что время пришло и скоро вернется хозяйка с хозяином и что им некуда будет повесить любимый ошейник, а завтра у них концерт, а все гитары сгорели от тоски по живым пальцам – уставшие от искусственной кожи, искусственных мелодий, искусственных эмоций и восхищенных взглядов накуренных придурков.
«Класс!» – заорала хозяйка, переступив порог. «О!» – заорал хозяин и больно дернул сожительницу за поводок. «Да! Да!» – в исступлении зашлась хозяйка и, обхватив хозяина руками в черных перчатках, вонзилась ему в уста кровавым помадным поцелуем.
«Фу» – подумала Ольга. Этого она терпеть не могла. И отвернулась от мерзких вампиров, которые начинали свою обычную оргию прямо здесь, на сгоревшем штучном паркете, на обезображенном персидском ковре, ранясь об осколки блюдца и пачкая себя пеплом с книг, доставшихся им от предков. «Фу» – подтвердила свой диагноз кошка и, перешагнув через разрушенную пожарным топором дверь, вышла на лестницу, поднялась на чердак, потом на крышу и там, дотянувшись лапами до края луны, вскарабкалась на сияющий диск и промяукала любимые строчки из спаленной в адском инферно газеты:
У любви нет ни масти, ни ценника,
Нет ни света, ни тьмы в чувстве том.
Лишь дождаться бы нам понедельника,
А до осени мы доживем.
Лока-самхита, или Бизнес-класс
Константин Григорьев, известный в Петербурге ресторатор, он же в вайшнавских кругах Нарасимхалока Дас, или для друзей просто «Лока», сидел в продавленном советском кресле перед телевизором и уговаривал пятую банку маслянистого, черного берлинского пива. Как вдруг в дверь позвонили.