Свистит чайник. Настоящий холостяцкий чайник, возвещающий о том, что надо продлевать день, внося в него псевдо-событие в виде горячей воды, которая станет частью еды и поступит в желудок, поддерживая жизнедеятельность моего организма. Не умею готовить. Завариваю ерунду под условным названием «лапша» – пластмассовый наполнитель пищеварительного тракта. «На вкус и запах, как переполненный кошачий туалет», – отшутилась она когда-то, попробовав скорозавариваемое изделие из цветного шуршащего пакетика. Та, что ушла, готовила вкусно, но не часто. Она утверждала: бутерброды – пища богов! И еще пичкала меня овощами-фруктами, притворяясь, что борется за мой иммунитет. Несколько раз в моей кухне пахло свежеприготовленной едой… Это были прекрасные дни благоухающие ароматом заботы.
– Повара – для готовки, я – для тебя! – оправдывала она свою нелюбовь к кулинарным подвигам.
Иногда я злился, случалось это во время хлебосольных застолий в гостях у друзей, чьи жены были труженицами кухни. Ведра салата оливье и винегрет – банально, но есть в этом что-то теплое! Я не стремился заполучить на кухонный стол блюда-изыски, но всегда рад котлете с картофельным пюре.
Она была смешная… Просыпаясь утром, походила на маленького слепого котенка, ищущего тепло своей матери. Иногда она храпела (во время сезонных обострений аллергии). Один раз я сказал ей:
– Гудок паровоза – шепот ветра по сравнению с твоим залихватским храпом!
Она обиделась и два дня со мной не разговаривала. А потом я ей подарил букет цветов и был прощен. И снова допущен к телу.
– Мы уже долго вместе, может нам… рискнуть? – произнесла она, разглядывая в журнале снимок круглолицего румяного карапуза.
Я расхохотался, запрокинув голову, и весело воскликнул:
– Ты же несерьезно?!
Она посмотрела на меня вдумчиво и еле заметно кивнула. А потом резко переключилось и начала рассказывать какой-то анекдот. Больше о детях ее уста не произнесли ни слова.
Она любила петь для радуги… Когда видела в небе семицветный ободок громко вопила какую-то белиберду, чем смешила меня до слез. Она утверждала, что если в небе радуга, – значит, умер очень счастливый человек.
– Но зимой почти не бывает радуг, – в шутку возмутился я. – Как же быть тем, кто промахнулся с сезоном и отдал богу душу в трескучий мороз?
– Неужели ты не понимаешь, очень счастливые люди умирают всенепременно летом, – констатировал ее голос, в котором звучали пронзительные нотки грусти.