Я любил многих женщин и ничего не боялся, как, впрочем, и ничего не совершал, кроме любовной страсти в постели. Короче, я как клоп присосался к человечеству и пил его горячую нежную кровь, потому что она была женской, и еще давала мне сил не думать о наступающей старости, о замерзании собственного тела и холодной пугающей тьме, олицетворяющей мою собственную смерть.
Похоть, океан похоти вздымался, крутился, дрожал и шумел в моей голове. Жара, стекающая с неба на Гавайи, на эти волшебные острова, превращала людей в животных. Может от этого все время туземки шептали мне во время соития одно слово «алоха», что на их гавайском языке означает и «здравствуйте», и «добро пожаловать», и «привет», и «я люблю тебя». И это было совсем не удивительно, ибо их язык состоит из пяти гласных и семи согласных. Благодаря своему общению с туземками я узнал, что гавайские аборигены вовсе не съедали Джеймса Кука, который высаживался на их берег, а был убит из-за собственной жадности и жестокости, с какой он обращался с туземцами. И вообще, как я успел заметить, гавайцы были очень добрым и дружелюбным народом, которому только не забывать платить, чтобы не стирать с лица довольную улыбку.
Через неделю я вернулся в хмурый зимний полдень родной столицы.
Встреча с Карлом несколько ошеломила меня. Он был в истерике.
В стране надвигался кризис, акции нашей компании падали в цене, а валюта в цене резко выросла. По миру бродили уже несколько миллионов уволенных отовсюду граждан. Покупательная способность стремительно падала вниз. Наш банк внезапно заморозил все наши счета. Выхватывать свои сбережения из швейцарских банков было глупо, и тупо, и возможно, даже бесполезно, хотя Карл просил именно этого.
– Мы беднеем! – орал он, размахивая руками перед включенным компьютером. На экране монитора высвечивалась кривая нашего финансового падения. – Ты хоть понимаешь, что очень скоро станешь нищим?! Нищий богач, – ты хоть понимаешь, что значит – нищий богач?!
– Угу! – добродушно кивнул я Карлу.
– Нищий дурак, бедный придурок! Нет, я этого не вынесу! – по лицу Карла текли самые настоящие слезы.
– Боже, как же ты глуп, – добавил он минуту спустя спокойным голосом.
– Ты думаешь, швейцарские банки тоже полетят?! Или к нам применя санкции? – вздохнул я.
– А черт его знает! – усмехнулся Карл, и по его ехидному взгляду я прочел одну неприятную мысль: «Мне-то терять нечего, а вот тебе есть чего! Так что думай! Думай сам! Черт тебя побери!»