Если бы не тренированная выносливость и природное умение терпеть, ласточка уже давно сошла бы с дистанции, уступив место более крепким коллегам. Но ни первого ей было не занимать, ни второго – хотя те, кто знал эту ласточку в иной обстановке, никогда бы даже не заподозрили, что весёлый, душа нараспашку и слегка рассеянный господин Тинген-старший на самом деле – один из лучших агентов личной курьерской службы его императорского величества.
Новости, похоже, оказались недурными – завершив чтение, получательница оных глубоко вздохнула и милостиво разрешила гонцу удалиться на заслуженный, пусть и недолгий отдых. Ведь любое письмо предполагает ответ?
***
Уснуть.
И видеть сны.
Сильный, выразительный мужской голос произнёс это, казалось, прямо в сознании.
Мастер привычно пробудился в иной реальности, огляделся методично, но аккуратно: без крайней необходимости не следует тревожить варианты бытия своим присутствием.
Всё правильно: Земля, Москва, горький двадцатый век близится к последней четверти.
Сам – десятилетний, в постели, спину подпирает толстенная подушка выше головы, горло болит, тело ломит. «Снова ангина». Маг вслушался в шаркающие шаги за дверью. «Бабушка идёт, сейчас кормить будет» – ощутилась и такая мысль. И следом – взрослая: «Пора пробуждаться».
– Олеженька, бульончик. Твой любимый, куриный. Давай-ка, выпей.
Бабушкин взгляд был настойчив и тревожен: готовилась уговаривать внука. Но тот послушно кивнул и принял кружку. Бабушка просияла и ласково улыбалась всё время, пока мальчик маленькими глотками пил золотистый напиток.
Вытерев испарину со лба внука, откинувшегося на подушку, бабушка собралась уходить, но услышала тихое:
– Ба… дай почитать.
– Да куда ж тебе, Олеженька, начитаешься ещё! Отдохни!
Но внук как-то так посмотрел – спокойно, выжидающе, – пожилая женщина даже растерялась.
– Что дать-то? «Мушкетёров» или Жюль Верна?
Олежек попросил «Ниву» с бабушкиной этажерки.
Журналы те, сохранившие розоватый цвет обложки, пахли навсегда минувшей эпохой. Олежеку и прежде нравилось перебирать их, листать. Словно пыльца оставалась на пальцах, высушивала их кончики. Знакомые слова выглядели, будто из другого языка, а ещё и вид у букв совсем непохожий на наш. Он уже знал, что это называется шрифт – отец, художник крупного столичного издательства, объяснял.