– Чепуха! – сказал брандмейстер.
– Он раздражен, но не разъярен окончательно. Кто-то настроил его память ровно настолько, чтобы он рычал, когда я прикасаюсь к нему.
– Да кому пришло бы в голову это делать? – сказал брандмейстер. – У вас нет здесь врагов, Гай?
– Насколько мне известно, нет.
– Завтра механики проверят пса.
– Это уже не первый раз он рычит на меня, – продолжал Монтэг. – В прошлом месяце было дважды.
– Завтра все проверим. Бросьте об этом думать.
Но Монтэг продолжал стоять у люка. Он вдруг вспомнил о вентиляционной решетке в передней своего дома и о том, что было спрятано за ней. А что, если кто-нибудь узнал об этом и «рассказал» псу?..
Брандмейстер подошел к Монтэгу и вопросительно взглянул на него.
– Я пытаюсь представить себе, – сказал Монтэг, – о чем думает пес по ночам в своей конуре? Что он правда оживает, когда бросается на человека? Это даже как-то страшно.
– Он ни о чем не думает, кроме того, что мы в него вложили.
– Очень жаль, – тихо сказал Монтэг. – Потому что мы вкладываем в него только одно – преследовать, хватать, убивать. Какой позор, что мы ничему другому не можем его научить!
Брандмейстер Битти презрительно фыркнул:
– Экий вздор! Наш пес – прекрасный образчик того, что может создать человеческий гений. Усовершенствованное ружье, которое само находит цель и бьет без промаха.
– Вот именно. И мне, понимаете ли, не хочется стать его очередной жертвой, – сказал Монтэг.
– Да почему вас это так беспокоит? У вас совесть не чиста, Монтэг?
Монтэг быстро вскинул глаза на брандмейстера Битти. Тот стоял, не сводя с него пристального взгляда; вдруг губы брандмейстера дрогнули, раздвинулись в широкой улыбке, и он залился тихим, почти беззвучным смехом.
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь дней. И каждый день, выходя из дому, он знал, что Кларисса где-то здесь, рядом. Один раз он видел, как она трясла ореховое дерево, в другой раз он видел ее сидящей на лужайке – она вязала синий свитер; три или четыре раза он находил на крыльце своего дома букетик осенних цветов, горсть каштанов в маленьком кулечке, пучок осенних листьев, аккуратно приколотый к листу белой бумаги и прикрепленный кнопкой к входной двери. И каждый вечер Кларисса провожала его до угла. Один день был дождливый, другой ясный, потом очень ветреный, а потом опять тихий и теплый, а после был день жаркий и душный, как будто вернулось лето, и лицо Клариссы покрылось легким загаром.