Этан ни в коей мере не презирал актера. Лицо являл собой дружелюбие и расслабленность, свойственные настоящему полубогу, живущему в полной уверенности, что жизнь и юность останутся с ним навечно.
Безразличие звезды к жизненным обстоятельствам, лично его не касающимся, обусловливалось не зацикленностью на себе, не отсутствием сострадания. Просто интеллектуальная ограниченность не позволяла ему осознать, что другие люди – не просто страничка сценария с изложением их прошлого, а характеры этих людей слишком сложны, чтобы воспроизвести их за девяносто восемь минут экранного времени.
Вот почему его изредка случающиеся жестокие выходки никогда не бывали преднамеренными.
И не будь он, каким он был, не обладай такой незаурядной внешностью, как сказанное, так и сделанное Ченнингом осталось бы незамеченным. В одном голливудском кафе, где сандвичам давали имена звезд, скажем, сандвич с ростбифом мог стать «Кларком Гейблом», из ржаного хлеба с хреном – «Лайденкранцем», с перченым куриным мясом, швейцарским сыром и горчицей – «Гэри Грантом», а «Ченнингом Манхеймом» – разве что с крессом водяным на гренке с маслом.
Нельзя сказать, что Этан не любил своего работодателя, да и не требовалась эта любовь для того, чтобы стремиться защитить его и сохранить ему жизнь.
Если глаз в яблоке – символ порчи, то он мог представлять собой эго звезды внутри прекрасной оболочки.
Возможно, кукольный глаз означал не порчу, а обратную сторону славы. Знаменитости калибра Ченнинга редко удавалось реализовать право на уединение, таких, как он, отслеживали всегда и везде. Глаз в яблоке мог символизировать глаз охотника: мол, наблюдаю постоянно, выжидаю удобный момент.
Чушь. Дерьмовый анализ. Попытки обдумать сложившуюся ситуацию, благо погода располагала к размышлениям, результата не давали. Выводы больно уж очевидные, а потому, скорее всего, бесполезные.
Этан вновь повторил вымоченные яблочным соком слова: «ГЛАЗ В ЯБЛОКЕ? НАБЛЮДАЮЩИЙ ЧЕРВЬ? ЧЕРВЬ ПЕРВОРОДНОГО ГРЕХА? ЕСТЬ ЛИ У СЛОВ ДРУГОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, КРОМЕ КАК ЗАПУТЫВАТЬ?»
Не зная, что с этим делать, он только порадовался, когда в начале одиннадцатого телефонный звонок вернул его от окон к столу.
Лаура Мунвс, давняя подруга по ДПЛА[2], пробивала для него один номерной знак. Работала она в отделении информационного обеспечения. За последний год он только раз воспользовался их хорошими отношениями.