Если честно, закрадывалась в мою дурную голову такая мысль, вот только я себя уважать перестану, если так сделаю.
– Пожалуй, лучше потерплю, – осторожно подбираю слова для ответа.
Но Гаранин мои слова воспринял по-своему.
– Погибаешь, но не сдаёшь? Уважаю. Вот только куда ты пойдёшь после? Снова вышка? И сколько ты так времени потеряешь? Ещё четыре года. Оно тебе надо?
Удивлённо распахиваю глаза и поворачиваюсь к нему: вот это мысли у сына ректора! По идее должен был быть умнее нас всех, вместе взятых, а на деле – дурак дураком. Если будет надо – потрачу восемь лет вместо четырёх, лишь бы подальше от него...
– Тебя в детстве на голову роняли? – с подозрением спрашиваю.
– Зря ты так, – добродушно ухмыляется он, а мне в голову закрадывается пугающая мысль о том, что он уже знает о моём переводе и подстроил какую-то подлянку – уж очень довольным он выглядел. – Могла бы получить всё, чего бы ни захотела: шмотки, побрякушки, популярность.
– Я тебе не чихуахуа под мышкой, чтобы одевать меня и выставлять напоказ, – устало бормочу ему, потирая лицо ладонями: я действительно устала. – Может, я тебя удивлю, но не все девушки помешаны на том хламе, который ты сейчас предлагал.
Случайно поворачиваю голову в сторону и замечаю спешащую секретаршу; внутри всё холодеет, но спросить у неё, как всё прошло, не могу по двум причинам: во-первых, Влад рядом, во-вторых, она ведь тоже не в курсе.
Проходит ещё целых три дня, прежде чем в коридоре меня за локоть вновь ловит Виктория Эдуардовна – очень вовремя, потому от очередной «лекции» Влада меня уже тошнит.
– Можно вас на минутку, студентка Озарковская? – строго спрашивает она, заставив ретироваться даже наглого Влада.
Говорю же, её все как огня боятся.
Мы отходим достаточно далеко, чтобы у Гаранина не было возможности услышать. По тому, как преподавательница пытается сдержать улыбку, я понимаю, что мои молитвы были услышаны.
– Всё в порядке, Оля, – с каплей гордости выдаёт она. – Андрей Евгеньевич подписал твой приказ об отчислении – думаю, он и сам устал от выходок своего сына.
Услышанное действует на меня как бальзам, да так, что подгибаются колени, и мне приходится ухватиться за руку Виктории Эдуардовны.
– Спасибо вам большое, – счастливо выдыхаю я.
В порыве чувств я оставляю быстрый поцелуй на её мягкой щеке, и лицо преподавательницы от удивления вытягивается, но мне уже всё равно.