– Уж только не с тобой! – вскинула носик Энн.
– Тсс, тсс, говори поласковее,– сказала Сеси и направила пальцы к макушке Тома. Энн тут же их отдернула.
– Я совсем сошла с ума!
– Точно, – кивнул Том, по его лицу блуждала растерянная улыбка. – Ты что, хотела до меня дотронуться?
– Не знаю, я ничего не знаю! Уходи! – Ее щеки пылали, как угли.
– Чего ты боишься? Убегай, я же тебя не держу. – Том распрямился. – Ну так как, передумала? Ты пойдешь со мной на танцы?
– Нет! – твердо сказала Энн.
– Да! – закричала Сеси. – Я никогда еще не танцевала, не носила длинное шуршащее платье. Я никогда еще не испытывала, что это такое – быть женщиной, танцевать, папа и мама мне не разрешают и не разрешат. Собаками, кошками, кузнечиками, листками – я побывала всем на свете, только не пробуждающейся женщиной в такую, как эта, ночь. Ну пожалуйста, мы должны пойти на танцы!
Она расправила свои мысли, как пальцы руки, вдеваемой в новую, непривычную перчатку.
– Да, – кивнула Энн Лири. – Не понимаю почему, но я пойду сегодня с тобой.
– А теперь домой, скорее! – крикнула Сеси. – Умойся, скажи родителям, надень платье. Скорее, скорее!
– Мама, – сказала Энн, – я передумала.
Машина с ревом улетела. В доме, куда вернулась Энн, закипела бурная жизнь; в ванне плескалась горячая вода, мать бегала, набрав в рот целый частокол шпилек.
– Что с тобою, Энн? Он же тебе не нравится.
– Да, не нравится. – Энн замерла: островок неподвижности в море лихорадочной суеты.
– Но это же прощание с летом! – подумала Сеси. – Возвращение лета перед приходом зимы.
– Лето, – сказала Энн. – Прощание.
– Самое время потанцевать, – подумала Сеси.
– …танцевать, – пробормотала Энн.
А потом она была в ванне, и мыльная пена на ее гладких, как у нерпы, плечах, и маленькие гнезда пены у нее под мышками, и теплая плоть ее грудей скользила в ее ладонях, и Сеси шевелила ее губами, складывая их в улыбку, подгоняла ее тело и не давала передышки, иначе все может рухнуть. Энн Лири должна все время двигаться, действовать, намылиться здесь, ополоснуться там, подняться из ванны.
– Ты! – Энн увидела себя в зеркале: сплошь белизна и румянец, лилии и гвоздики. – Кто ты такая?
– Семнадцатилетняя девушка. – Сеси глядела из ее фиалковых глаз. – Ты не можешь меня увидеть. Ты знаешь, что я здесь?
– Что-то тут не так, – покачала головой Энн. – Наверное, моим телом завладела предосенняя колдунья.