Валентин прикрыл глаза. Приехали. Что ж, следует оставаться
спокойным.
- Да, - кивнул он. – Я Готфрид. Одного моего происхождения
достаточно, чтобы выдвигать обвинения, или у вас что-то ещё,
молодой человек?
- О, не обвинения, - ответил тот. – Пока – просто подозрение. В
случае обвинения разговор шёл бы не у вас в кабинете.
Наверняка этот щенок – сын кого-нибудь из друзей Крейна, иначе
он бы не вёл себя так нагло. Валентин попытался вспомнить, слышал
ли он фамилию «Виссарионов». Вроде... да? Или нет. Уверенности не
было, всех не упомнишь.
- Кажется, я сделал для семьи Крейнов достаточно, чтобы
доказать, - заметил он, - что я Готфрид, верный им. В конце концов,
именно моя помощь помогла им прийти к власти в своё время.
Юноша удовлетворённо кивнул, будто отмечая про себя что-то.
- Прошли годы, - ответил он. – Может быть, вы недовольны.
Получили не то, чего хотели.
Валентин поморщился.
- Не занимайтесь софистикой, - бросил он. – Хотел бы отомстить –
сделал бы это не на своей территории, за которую я отвечаю, и не
через девять лет, а намного раньше. Не говоря уже о том, что если
бы я хотел отомстить – мне пришлось бы убивать в первую очередь
самого себя.
Он вспомнил, как это было. Силы старой аристократии и
амбициозной корпорации были... практически равны. Возможно, Крейн
победил бы и без него, но оказался бы слишком ослаблен. Совершить
задуманное им позволило, не в последнюю очередь, то, что он и ещё
несколько людей, близких к Сергею Готфриду, убрали основную часть
сил с территории Готфридов.
Сергей Готфрид... даже узнал, что охраны нет, он не верил в его
предательство. Не верил до тех пор, пока Валентин лично не отрубил
ему руки. Он вообще... не верил в то, что Валентин способен на
что-то серьёзное.
Как и Крейны. Но предавать их сейчас, когда они сильны и нет
никого, способного бросить им вызов – самоубийство.
- Я не занимаюсь софистикой, - ответил следователь. – Я пытаюсь
понять, кто же вы такой, Валентин Готфрид. И почему у вас на стене
всё-таки висит этот герб.
- Я не собираюсь отказываться от своих предков, - сморщился
Валентин. – Я Готфрид и я горжусь тем, что я Готфрид. Но предки в
прошлом, а в настоящем я счёл необходимым встать на сторону
Крейнов. Не я предал семью, а они предали те идеалы, за которые я
боролся.
Может, это хочет от него услышать мальчишка? Пусть услышит и
отстанет. Валентин был человеком дела, практичным человеком; ему не
было дела до средневековых кодексов, а девиз он повесил себе на
стену... потому что мог. «Смотри, Сергей. Одна из вещей, которые
были для тебя дороже всего – теперь дорогое украшение для моего
кабинета».