Это и был дедушка Эдмонда. Отец же его с простым именем Михаил (в честь Фрунзе, а может, и в честь Калинина), своего сына, родившегося в «оттепель», рискнул назвать в честь французских предков. Вот такая милая история. Сима, видать, любила ее пересказывать, тем более, что родословная Кругловых была примитивна, как коромысло, и дальше двух бабушек, тихо умерших в деревне, и дедушек, погибших на фронте, раскопать что-либо не представлялось возможным.
Сима и жизнь свою предпочитала строить в общем-то по-простому – в хорошем смысле. Она тоже закончила психфак МГУ, преподавала, писала статьи и даже книги, разумеется, со всей неизбежностью общалась с тысячами шизов, задвинутых на эзотерике, магии и оккультизме, но сама удивительным образом сохраняла трезвость мысли. А Эдмонду и сохранять было нечего. Он едва ли не с младенчества считал себя романтиком, философом, контактером и хорошо еще, если не пришельцем из космоса. Лет до двадцати это все было здорово и чертовски привлекательно. Юный мечтатель Эдмонд и покорил-то юную Серафиму своими нетривиальными взглядами и недюжинными способностями: науки – в равной мере гуманитарные и точные – давались ему легко, языки еще легче. Немудрено, что уже к двадцати пяти крыша у этакого талантища начала потихонечку съезжать, тем более, что и времена были не самые подходящие для высоколобых интеллектуалов.
Спасла начавшаяся перестройка и народившийся сын. Суровый быт заставил молодого папашу задуматься о деньгах, и умственная энергия потекла в практическое русло. Тогда и появились первые полуподпольные психологические семинары, первые брошюрки, тиражируемые на ксероксе и компьютере, потом – хитрые выходы на зарубежных партнеров, благо с языками давно уже было все в порядке, потом командировки за счет тамошних фирм, создание совместных предприятий и в итоге – свой учебно-оздоровительный комплекс в Москве и свое издательство. Комплекс назывался до жути мудрено, Редькин никогда не мог запомнить порядок слов, да и за точность воспроизведения терминов не поручился бы – то ли Комплекс по трансперсональному психоанализу медитативной гештальт-сексологии, то ли по транссексуальному психосинтезу персонализированной гештальт-медитации. Хоть как переверни – одинаково абсурдно получается. А вот издательство называлось коротко так и незатейливо: «Прана». Если б кто еще знал, что это словечко означает! Редькин случайно знал: прана – в переводе с санскрита – дыхание. Но это если буквально, в религиозно-философском смысле значений было существенно больше. Нормальный человек о подобной ерунде, понятно, не задумывался: прана так прана, хоть горшком назови. Вот только нормальным людям книжки меуковские и на глаза не попадались. Торговали ими преимущественно такие магазины, как знаменитый «Путь к себе» у Белорусской или салон «Энергия» на Плющихе, а там покупатели особенные, крепко подвинутые – уж кому, как не Редькину, знать об этом. Реализация эзотерической литературы давно стала для него не просто хобби, а вполне доходным бизнесом.