В общем, переговоры начались что надо – по люксу. До прямых выяснений, кто кому сколько должен дело так и не дошло, потому что долгов никаких ни одна из сторон за собой не признала. Зато дошло до вполне серьезного обсуждения подачи кассационной жалобы в Международный Суд в Гааге. Для Меукова, похоже, Гаага была местом более близким, чем Курский вокзал. Редькин даже не удержался и изысканно пошутил:
– Все говорят, Гаага, Гаага, а я как не поеду в Гаагу, все попадаю на Курский вокзал!
Помнил ли кто-нибудь, кроме него и Маринки, знаменитое начало «Москвы – Петушков», осталось неясным, но Меуков явно обиделся и благодаря этому сползание разговора в окончательный маразм было предотвращено. Еще раза три прошли по замкнутому кругу (– Кто издал книгу? – Знаю, но не скажу. – Кто возместит нам убытки? – Есть разница между убытками и недополученной прибылью. – Но мы запрещаем вам торговать нашей книгой. У нас эксклюзивные права на нее. – Запрещать могут официальные органы. – Значит подключим. – Подключайте. Я заплатил за книгу, и если не буду продавать, вот тогда действительно понесу убытки. Я понесу…)
Наконец, не выдержал Артем.
– Мужики, – сказал он, – я Тимофея знаю давно. Он книжками торгует честно и культурно, не хуже, чем я пивом. Значит, давайте договоримся по-простому. Ту партию, которая у нас осталась, мы спокойно сливаем по традиционным каналам, потому что… Да потому что нельзя быть красивой такой! Товар, за который уплочено, должен уходить своим порядком – это закон, мужики. Тут хоть в Гаагу поезжай, хоть в Папуа Новую Гвинею. А вот следующую партию он у поставщика брать не будет, раз уж вам это так неприятно. Правда, Тимофей?
Редькин истово кивнул, ничуть не покривив душой перед Богом, так как никакой следующей партии просто не существовало в природе. Была теоретическая возможность допечатать тираж. Но в сложившейся ситуации только сумасшедший рискнул бы так нарываться…
В ответ взял слово печальный задохлик Бурнашов, но у него только голос был непропорционально солидным, а смысл сказанного тихо растаял в наступившей за этим тишине. Бледный парень, условно названный водителем, бешено вращал выпученными глазами, как наркоман за полчаса до начала ломки, и способен был разве что подвякивать. Свита явно рассчитывала на колдовскую силу своего шефа. Наиболее болтливым оказался четвертый участник рандеву, представившийся как зав. отделом распространения издательства «Прана» – нечесаный, неумытый какой-то, в жутко мятых, заляпанных грязью брюках (а ведь в машине вроде ехал!) и патологически тупой человек. Этот свято верил, что для книжной торговли достаточно знания арифметики в объеме трех классов средней школы. Редькин не стал разуверять его. Предпочел нарисовать на скорую руку цветистую схему производства и реализации пиратских изданий Чиньо, несказанно поразившую воображение этого великого книжника. В условной схеме, сочиняемой на ходу, упоминались захолустные города ближнего зарубежья, несуществующие фирмы с милыми названиями вроде «Красная нирвана» или «Мальтийский крест» (Боже, при чем здесь кинематограф?!) и невероятные имена типа Евдоким Коринфаров и Маланья Бурлескова. Книготорговый тупарь скрупулезно записывал в свой блокнот всю эту вдохновенную ахинею, а Редькин только молился всем богам, как бы ему не расхохотаться в самый неподходящий момент.