Ничего себе плохо, подумал Сашка. Ему казалось, что с учетом беспрерывного карабкания и ковыляния по камням шли они довольно быстро. Проходили не менее полутора десятков километров в день. Первые два дня ему было очень трудно. И Лукус, кажется, понимал это. Он оборачивался через каждые десять – двадцать шагов, прислушивался к тяжелому дыханию спутника, настойчиво повторял советы. Сашка старательно выполнял наставления и особенно главное из них – не превращать движение в бессмысленную монотонную работу.
– Дорога не утомляет, – не уставал повторять Лукус. – Она притупляет чувства. Каждый шаг похож на предыдущий. Путник, который не любит дорогу, превращается в слепого и глухого. Он перестает быть воином. Настоящий воин способен идти весь день и всю ночь, вступить в бой и остаться при этом живым. Мертвый воин никому не нужен.
– Я не воин, – раздраженно повторил Сашка.
– Ты будешь воином, – поднял ладонь Лукус. – Или не будешь жить. – И добавил, вспомнив прочитанные Сашкой строки: – Эл-Лиа очень строгая мать и очень жесткая колыбель.
«Я должен стать воином? – недоуменно спрашивал себя Сашка снова и снова. – Зачем мне это нужно?» Три дня назад, когда под вечер они с Лукусом вышли из хижины Арбана, Сашка решил, что даже если он и попытается стать им, то, скорее всего, умрет задолго до достижения результата.
– Ночь – это лучшее время для начала пути, – сказал тогда Лукус. – Настоящий воин двигается ночью.
– А что он делает днем? – спросил Сашка.
– Днем воин отдыхает, – ответил Лукус и добавил: – Или сражается.
Перед выходом он собрал два мешка и приладил один из них Сашке на спину. Затем дал Сашке нож. Когда же поместил у себя на поясе узкий меч в кожаных ножнах, повесил на плечо лук, Сашка спросил:
– А мне это же?
– Меч… – Лукус вздохнул, касаясь ножен, затем поднял руку к плечу и внушительно добавил: – Лук! Оружие! Об него можно порезаться или уколоться. Кстати, не доставай нож из чехла. Ты еще не воин. Если я стану учить тебя обращаться с мечом, придется начать с упражнений обыкновенной палкой. А пока обойдемся тем, что есть. Мы охотники. Я охотник, – поправился он, – а ты мой ученик. У тебя достаточно юный вид, несмотря на растительность на подбородке.
Идти, а точнее, почти бежать было трудно. Сашка так уставал, что даже мысли о матери и возвращении доносились словно через стену. И он сознательно старался приглушить их, боясь, что они обернутся отчаянием. Сейчас это было бы лишним. Он боролся с дорогой и собственной беспомощностью.