– Можно я останусь? – попросила Катя.
– Поздно. Я даже не знаю, сколько сейчас времени. Соломону надо позвонить. Пойдем. Мы еще завтра придем, – мягко уговаривал ее Семеныч.
– Я кофе возьму себе. Я пить хочу, – Катя сразу направилась к автомату, как только они оказались в холле.
– Не надо этого кофе! Уже дурно от него! – Семеныч потянул ее за руку.
– Я пить хочу! – вдруг разозлилась Катя, выдернув руку. – Мне попить тоже нельзя? Вот воды хоть возьму.
С этими словами, Катя мимоходом схватила одну из бутылочек воды, которые стояли на высоких подставках, рядом с булками и лепешками. Пока Семеныч соображал, что тут тоже может быть какая-то загвоздка, Катя открутила крышку и, жадными глотками выпила воду. А пустую бутылочку швырнула за стенд с прессой.
– Ты что вытворяешь? – удивился Семеныч.
– Мне показалось, что там должно быть мусорное ведро, – пожав плечами, спокойно ответила Катя.
– А если там диван и люди на нем? – Семеныч почувствовал, что он снова начинает вваливаться в это блаженство-отрешенность-забытье.
– Да? Ну что ж, пойду, извинюсь, – ответила Катя и двинулась к стенду.
– Все. Не надо, пошли отсюда. Мне что-то плохо становится, пойдем на улицу, – заторопился Семеныч, намереваясь скорее выкурить сигарету, чтобы опять взбодриться.
– Нет, погоди. Вдруг там люди, и я их убила? Бутылкой? А что если там не один человек? А двое? Ой, – Катя остановилась, и ее глаза испуганно расширились. – А если я троих прикончила?
– Все, мы уходим. Мне плохо! А тебе, по-моему, еще хуже, – пробормотал Семеныч. Но Катя все-таки успела забежать за стенд, и оттуда послышался ее смех.
– Семеныч! Там мусорное ведро!
Семеныч крепко взял Ее за руку:
– Пошли.
– Пить хочется! – Катя упрямо схватила другую бутылочку, но Семеныч резким движением отобрал ее и зашвырнул за спину в сторону стенда.
– Семеныч?!
– Там же ведро.
– Нет, я пошутила. Семеныч остановился. Дернул Катю за руку.
– Наплевать мне уже, что там.
– Ну не сердись! Там мусорная корзина. Не сердись. Пусти, мне руку больно, ну, пусти, пожалуйста. Уходим, уходим, если ты так хочешь, уйдем.
Когда они вышли на улицу, Семеныч сразу прикурил сигарету, потому что почувствовал, что только так придет в себя окончательно. Катя мотнула головой, прижалась к его плечу, потом дотянулась, привстав на цыпочки, и поцеловала в висок.