– Не трогайте меня! Не прикасайтесь!
Я огляделся. В комнате никого не было, и снова протянул руку к большим стальным ножницам, лежащим на столе рядом с линейкой.
– Не прикасайтесь ко мне, мерзавец! – опять заверещал кто-то тоненьким женским голоском. Я в смущении посмотрел на ножницы и остановил свою руку.
– Уберите прочь свои лапы! – услышал я далее.
Я совсем смутился и резко отдёрнул руку.
– Извините, но я хотел бы разрезать листок, – несмело произнёс я.
– Ишь ты, чего захотел, очкарик! – последовало в ответ. – Рви зубами, если хочешь, но ко мне не прикасайся.
– Но вы же ножницы?
– Ну и что с того? Мы не можем заниматься такой мелочью. Проблему надо решать глобально. Да и потом, руки надо мыть, Склифосовский, и желательно с мылом. А то, лезет тут всякий лапать… Мы стальные, и то не выдержим.
– Извините меня, пожалуйста, – пролепетал я. – Я нечаянно.
– Иди-иди, ищи себе другие ножницы! То, понимаете ли, ногти ему стриги, то бумагу режь, то ткани… Надоело. Мы хотим настоящей жизни. Прощай, дурень!
И они ушли, лязгая и скрежеща, в поисках лучшей жизни.
Я их встретил через два года. Они лежали у сточной канавы. Чёрные и ржавые. Вкусившие жизни.
Я поздоровался с ними. Но они сделали вид, что не узнали меня и промолчали.
А с новыми ножницами-то – лучше!
У меня в квартире живёт паук. Вот уже два года. Я никому не позволяю убирать в своей комнате, и поэтому сам каждое воскресенье, утром вытираю пыль со шкафов и стульев.
В левом верхнем углу, около окна, между шторой и стеной висит паутина моего содержальца. Когда я навожу порядок, он в это время сидит в центре паутины и следит за мной, что я дальше буду делать. Но ближе чем на двадцать сантиметров до его логова-ловушки, его постоянного жилища я не подхожу. Я смахиваю всё, кроме его серой паутины. Я не знаю, сколько у него ног, наверно, восемь, но брюшко у него большое, а голова маленькая, сам он чёрный и лохматый.