Те гении не сталкивались с проблемами, что возникли в новом мире. Опыт обмена рабов на зерно или способ приковывания невольников к веслам годились в течение десяти тысяч лет, они переходили неизменными из века в век. Менялись только имена народов, стран, племен, но опыт был востребован, тогда знание классиков было уместным и нужным.
Но вот разом все рухнуло. Десять тысяч лет скакали на конях, и классический труд, как подковывать коней для степи, а как для гор, – тоже переходил из поколения в поколение. Но теперь кони только в зоопарке. Пришел Интернет, о котором Аристотель и даже Черчилль ни одним ухом.
Значится, оставим их портреты на стенах, а труды – историкам. От меня, человека этого мира, глубокий поклон, но читать их и следовать мудрым для того века указаниям я не буду. Нужны новые ценности… Ах, все еще нет? Тогда сформулируем, ибо человек без нравственных ценностей – уже не человек, а скот.
В этом мире, мире без нравственных ценностей, лучше всего устроились люди безнравственные и беспринципные, ибо безнравственность и беспринципность в США возведена в идеал, а вот русской интеллигенции пришлось хуже всего. До этого она всячески и с упоением, как бы выполняя некий мистический священный долг, разрушала Русскую Империю, потом то, что осталось от великой империи – СССР, затем – просто огрызок от СССР – Россию. И вот теперь, когда Россия окончательно уничтожена – можно бы сесть слева, как и положено, возле американского сапога, оказалось, что это место занято всякими «европейскими» народами, а она, русская интеллигенция, что всегда плевалась и приходила в неистовство при словах «русское», «русский», «национальное», «патриот», – все равно считается дикой Азией… Да нет, хуже, ибо Азия давно принята в «европейцы», а какие страны еще не приняты, то их примут вот-вот! Всякий видит, что Южная Корея – европейцы, и даже у Северной больше шансов стать европейской державой, в смысле – войти в самые тесные взаимоотношения с миром Запада, чем у территориально близкой к Западу России…
Пальцы поскребли по пустому блюдцу. От горки поджаренных хлебцев остались только крошки, я их тоже собрал в ладонь и схрустел. В голове жар, за окнами черным-черно, только среди тусклых звезд ползет крохотное созвездие из тесно прижатых друг к другу огоньков.