– Не верится мне что-то, – помотал головой тот. – Как ты сам говоришь – мотивы? С чего бы конопатчику убивать Никодима Ребро? Хотя…
– Стоп, Григорий Федосеевич. – Адмирал-воевода прихлопнул рукой по столу. – А почему именно Никодима Ребро? Ведь первая стрела попала именно в него. Тогда какой смысл выпускать вторую?
– Ваня! – ахнул Гриша. – Ваня… Но…
– Хочешь спросить, а Ваня-то чем помешал? – поднял руку Олег Иваныч. – А ничем. Не Ваня, а батюшка его, боярин Епифан Власьевич, вот в чем причина-то! У бывшего степенного посадника мало ли врагов? Да хоть те же холопы или смерды. Выяснить надобно доподлинно – кто таков этот Игнат Греч, да как на верфи очутился, да почему, верфь бросив, с нами счастья искать подался…
– Ой, не гони, Олег Иваныч. – Гриша обхватил голову руками. – Легко сказать – выяснить.
– Никто и не говорит, что легко.
– Пытать бы этого Игната. Или в темную бросить.
– Основания? – Олег Иваныч вздохнул. – Нет у нас оснований, одни догадки. А без всяких оснований людей хватать – это произвол полный. Мы же не московиты! Может, и не Игнат это вовсе…
– Но как быть с Ваней? Он же…
– Правильно, Гриша. – Воевода кивнул. – Не получилось один раз с Ваней, враг может еще раз попробовать. И на этот раз не торопясь все подготовить – время есть, выждать только момент удобный. Потому – присматривай-ка, Гриша, за отроком. И Ульянке про то же скажи, а я – Геронтию. Впрочем, Геронтий и так его никуда не отпускает. Не убережем Ваню – как потом в глаза боярину Епифану посмотрим? А с завтрашнего дня вообще запретить свободный выход из острога – еще сбегут шильники-поджигатели.
Гришаня вдруг захохотал. Аж до слез, как давно уже не смеялся. Олег Иваныч недоумевающе посмотрел на него, пожал плечами, налил ему из кувшина ягодного морса.
– Ой, уморил, Олег Иваныч, – отпив морсу, Гриша икнул от смеха. – Сбегут, ха! Здесь тебе что, Новгород? Сбегут. Ну, пусть бегут, в тундру. Где ни еды, ни тепла – да еще и морозы грянут. Глядишь, дня три протянут. Если немирная самоедь их раньше не сожрет. Сбегут… ну уморил.
Тут захохотал уже и Олег Иваныч.
Вошедшая Софья с удивлением посмотрела на них: с чего бы это такое веселье? Неужто перевару напились? Узнав, в чем дело, улыбнулась сама.
Золотой бог на стене каюты угрюмо взирал на смеющихся. Нефритовые глаза его светились ненавистью и злобой.