– У моего брата тоже отметина на голове.
Бармен потер рукой красную метку:
– Она у меня с рождения, и с каждым годом становится все больше. Твой брат тоже с ней родился?
– Нет, случайно поранился. Он мне об этом написал.
– Обратил внимание, что моя отметина похожа на кошку?
– И правда похожа.
– Вот ко мне с детства и прилипла кличка Кот. Говорят, матушку напугала кошка, когда она меня носила.
– А я еду домой. Давно там не был. Выпьешь со мной?
– Спасибо. А где ты остановился?
– В пансионате миссис Мэй.
– Как же, знаю. Говорят, она потчует постояльцев супом, чтобы меньше мяса съели.
– Да, в любом ремесле есть свои тонкости, – задумчиво протянул Адам.
– Вот именно. В моем деле тоже немало премудростей.
– Истинная правда, – согласился Адам.
– Жаль только, главной премудрости я не знаю.
– И что же это?
– Да как выпроводить тебя домой и закрыть бар.
Адам молча уставился на бармена.
– Шучу, – попытался исправить неловкость бармен.
– Пожалуй, отправлюсь поутру домой, – сообщил Адам. – То есть вернусь в свой дом.
– Что ж, желаю удачи, – откликнулся бармен.
Ускоряя шаг, Адам брел по темному городу, будто хотел убежать от преследующего по пятам одиночества. Под угрожающий скрип ступеней он поднялся на просевшее крыльцо пансиона. В прихожей тускло светила керосиновая лампа. Кто-то предусмотрительно прикрутил фитиль, и огонек дрожал как при последнем издыхании.
В дверях комнаты застыла фигура хозяйки. Тень от ее носа падала на кончик подбородка, а холодные, словно на портрете, глаза следили за каждым его движением. Миссис Мэй принюхивалась к запаху виски, исходившему от постояльца.
– Доброй ночи, – пробормотал Адам, но хозяйка не ответила на приветствие.
На площадке верхнего этажа он оглянулся. Миссис Мэй стояла, подняв голову, и тень от носа уже падала на шею, а зрачков совсем не было видно.
В комнате Адама пахло многолетней пылью, которая неоднократно намокала, а потом снова высыхала. Он вынул коробок, чиркнул спичкой и зажег огрызок свечи в черном лакированном подсвечнике. Огонек осветил провисшую, как гамак, кровать, покрытую грязным лоскутным стеганым одеялом, по краям которого вылезли клочья ваты.
Ступени снова заскрипели, и Адам понял, что хозяйка заняла позицию в дверях, намереваясь выплеснуть скопившееся недовольство на очередного постояльца.