— Фил, — дрожит ее голос. Схватила, я даже губка услышать не успел. — Ты куда пропал? Я звонила.
Слышу. Мне сообщения одно за другим в ухо вибрируют. Все пропущенные от нее.
— Все хорошо, Лисенок. Так, проветрился немного. Успокоился.
Зубы стучат. Обнимаю себя одной рукой, поворачиваюсь на бок, сгибаюсь пополам. Не заболеть бы. Горит все. Отец поворачивается ко мне, качает головой и включает печку. Меняет направление панелек, чтобы теплый воздух попадал на меня.
— Ты давай спать ложись. Поняла меня? — включаю строгость. — Я утром за тобой заеду.
— А папа? — беспокоится малышка.
— А что папа? Мне по хрен, ты же знаешь. Я отмороженный на всю башку. Забыла? — смеюсь.
Она тоже смеется. Нервно, но так искренне и приятно.
— Ты не такой, — шепчет мне.
— Заканчивай, приехали, — говорит отец.
Слышу, как отъезжают в сторону наши ворота.
— Спокойной ночи, Лис. Завтра увидимся.
Первым сбрасываю звонок. Поднимаюсь. Меня опять колотит. Голова раскалывается и ноги едва переставляются по ступенькам. Пару раз спотыкаюсь, тихо матерясь. Отец ловит за шкирку. Дергаю плечами, скидывая его руки. Он только шумно выдыхает, но страхует меня до самой спальни. Хорошо, что мама не видит. Сейчас бы начала суетиться.
Снимаю с себя провонявшие изолятором шмотки. Все бросаю на пол. В одних трусах залезаю под одеяло. Складываюсь в позу эмбриона.
Отец уходит. Возвращается с градусником.
Три минуты. Тридцать девять почти. Как я дошел сюда вообще?
— Врача сейчас вызову, — протягивает мне бутылку воды.
— Я с ним виделся сегодня уже, — все равно сопротивляюсь. Мне хреново, но Александра Кравцова я видеть сегодня больше не хочу. — Само пройдет.
Он не слушает. Вызывает скорую. Меня обкалывают лекарствами. Перестает знобить. Наконец, засыпаю.
Просыпаюсь от прохладной ладони на влажном от пота лбу. Мама… Сонно смотрю на нее. Переживает. Чаю мне принесла горячего. Пахнет вкусно, травами. Гладит по волосам, улыбается.
— Ну как ты?
— Уже лучше. Сколько времени? — вспоминаю, что телефон остался где-то в шмотках.
— Одиннадцать почти. Отец дома сегодня остался, — сообщает мне. — Всю ночь не спал. Что вчера произошло?
— Не рассказал? — приподнимаюсь на локтях, подтягиваю подушку под спину. Сажусь и забираю с тумбочки чашку с чаем.
Хочется с ней поделиться. Мне чертовски нужна поддержка, но я не буду. Берегу ее нервы. Да и говорить сил нет совершенно. Опустошение, накатившее вчера, не отпускает. Меня словно замораживает изнутри. Температура не смогла растопить этот лед. Люди вокруг… Близкие люди! И это, блядь, очень больно! Продолжают упорно видеть во мне монстра. Придурком был, но это не повод вешать на меня грехи своего прошлого. Угораздило же так влюбиться. В ту, за которую бьются и не хотят мне отдавать. Сам возьму!