– Мы тоже видели карликов по пути сюда, – сказал юноша, спрыгнув с повозки.
– Кто вы? – исполнился вдруг подозрительности кривой.
– Меня зовут Мальтус Фолькон, – с достоинством сказал юноша, – и я – чиновник Секуративной Палаты.
Дама, коль мой волос сед —
Все в морщинах ваше брюхо,
Коль я стар – вы развалюха,
Никому пощады нет.
Анри Бод
ГЛАВА ВТОРАЯ,
из которой мы снова ничего не узнаем о судьбе Хаиме Бофранка, но сие незнание восполняется появлением совершенно нового героя, и, признаться, презабавного
Человек с тросточкою, который постучал рано утром в дверь дома, в коем проживал субкомиссар Хаиме Бофранк, был весьма стар годами. Было ему то ли семьдесят, то ли восемьдесят, а может, минуло и все девяносто, ибо разницы в сии преклонные лета, как ведомо, уже никакой нет – десяток туда или десяток сюда, поди угадай.
Седая борода, седые усы, седые, хотя и аккуратно завитые локоны, носатое лицо, на коем морщины и бородавки сочетались самым причудливым образом, вступали в некое противоречие с его щегольским обликом, с проворными – хотя кто-то, возможно, нашел бы их излишне короткими и самую малость кривоватыми – ножками, обутыми в кожаные наимодные башмаки о шести застежках каждый, с унизанными кольцами ручками (одной рукой старичок сейчас с силою колотил в дверь), с чуть грузным, но довольно энергичным тельцем, упрятанным в опрятный жилет розовых тонов.
Одним словом, старичок был чрезвычайный модник и достаточно шустр для своих лет. Вероятно, в обществе это был записной любезник и шалун, как бывает с подобными старичками; ныне же он был изрядно напуган и постоянно озирался по сторонам, словно бы ожидал какой напасти.
Наконец дверь приоткрылась, и хозяйка, прикрывая ладонью пламя свечи, спросила:
– Кто вы? Что так рано стучите?
– Полноте, милая хириэль, где же рано? – возразил суетливый старичок. – Уж давно утро!
– Утро? – поразилась хозяйка. – Вы, верно, шутите! Посмотрите, какая вокруг стоит темень!
– Однако верите вы мне или же нет, милая хириэль, а уж давным-давно утро, только вот солнце что-то никак не хочет появляться на небе… И если вам столь же жутко, как и мне, не впустите ли меня внутрь?
Хозяйка с некоторым сомнением посторонилась, пропуская неожиданного гостя. Когда дверь была закрыта на засов, старичок приободрился и принялся раскланиваться, говоря: