Услышав, как граф цитирует Писание, Филипп де Геранд улыбнулся, холодно и чуть заметно, как человек, отдающий должное своему противнику, нанесшему мастерский удар. Однако его улыбка явно не означала, что он согласен.
Анжелика молчала, нервно покусывая ноготь мизинца. Что себе позволяет этот иезуит? Да как он смеет говорить с Жоффреем де Пейраком в таком тоне? Но тут же она вспомнила свое детство, проведенное в монастыре, и то болезненное чувство зависимости от служителей Церкви, которое испытывала и она, и всякий мирянин вообще. Вспомнила она и то, что иезуиты никогда никого не боялись, даже короля, даже папы. Их орден – Общество Иисуса – был основан, чтобы наставлять сильных мира сего и бичевать их пороки. Своими большими глазами она задумчиво смотрела на худое лицо отца де Геранда, и из-за его близости, такой непривычной, здесь, в сердце американских лесов, ее охватывал тот же страх, что и когда-то в Старом Свете, – страх перед священником, этим носителем мистической власти. Потом она взглянула на лицо мужа и вздохнула с облегчением. Потому что он был свободен – и всегда был свободен от влияния подобных вещей. Он был сыном Аквитании, а значит, наследником такого представления о жизни, которое лишено предрассудков, представления, дошедшего до нас из глубины веков, рожденного еще языческими цивилизациями. Он был существом другой породы, не той, к которой принадлежали и она, и этот иезуит, воспитанные на незыблемых догмах веры. Он же оставался непоколебим, и поэтому она так крепко его любила. Она услышала, как он безразличным тоном ответил:
– Отец мой, у меня молится тот, кто хочет. Что до остальных, то не кажется ли вам, что хорошо сделанная работа очищает людей от порока и как бы освящает их?
Иезуит на мгновение задумался, затем медленно покачал головой:
– Нет, сударь, нет. И мы распознаем в этом глупую и опасную ересь, проповедуемую философами, которые хотят быть независимыми от Церкви.
Вы из Аквитании, – продолжал он уже другим тоном. – В Канаде и Акадии уроженцы вашей провинции весьма многочисленны и активны. В Пентагоете барон де Сен-Кастин очистил от англичан всю реку Пенобскот и даже убедил вождя эчеминов принять крещение. Тамошние индейцы смотрят на него как на одного из своих.
– Кастин – мой сосед по Голдсборо. Я знаю его и ценю, – сказал Пейрак.