Позднее она заново переживет эту трогательную сцену и поймет ее тайный смысл…
Жизнь, вдруг приостановившая свой неумолимый ход, но все же идущая своим чередом, побуждала эту женщину, чей последний час был уже близок, к жестам импульсивным, почти безрассудным, которые, в сущности, были движениями ее души, проявлениями пылкости ее сердца, которое всегда оставалось горячим и нежным под панцирем суровой веры.
Старая Сара Уильямс повернулась к Анжелике и, обхватив ее лицо своими изящными белыми руками, приблизила его к себе и взглянула с материнской нежностью.
– Да будет земля Америки благосклонна к вам, моя девочка, – тихо и торжественно сказала она, – и я прошу вас… прошу вас, спасите ее от погибели!
Ее руки опустились, и она посмотрела на них, словно потрясенная собственным жестом и словами.
Затем она вдруг напряглась, и ее лицо вновь стало холодным, как мрамор, а горящий взгляд черных глаз устремился к расстилающемуся над лощиной небесному простору, перламутровому, словно внутренность ракушки.
– Что происходит? – прошептала она.
Она прислушалась, затем снова зашагала в сторону Брансуик-Фолз.
Они молча сделали насколько шагов, затем миссис Уильямс опять остановилась и с такой силой сжала запястье Анжелики, что та вздрогнула.
– Послушайте! – сказала англичанка изменившимся голосом, ясным, четким, ледяным.
В вечернем воздухе, все нарастая, слышался неясный гул.
Невнятный гул, похожий на шум ветра или моря, и на его фоне – далекий слабый крик:
– Абенаки! Абенаки!
Увлекая за собой Анжелику, Сара Уильямс быстро дошла до поворота тропы.
Они увидели деревню; спокойная и пустынная, она, казалось, спала.
Но гул, состоящий из тысяч воплей, все нарастал, а на его фоне слышались отчаянные крики жителей Брансуик-Фолз, мечущихся среди домов, как испуганные крысы.
– Абенаки!.. Абенаки!..
Анжелика взглянула в сторону луга, и ее глазам открылось ужасное зрелище. То, чего она боялась, что предчувствовала и во что не хотела верить, произошло! Волна полуголых индейцев, размахивающих томагавками и большими ножами, катилась из леса на луг. Словно обитатели потревоженного муравейника, они в несколько секунд сплошь покрыли луг и поля, разливаясь темно-красным потоком и испуская свой боевой клич:
– Ю-у-у! Ю-у-у!
Поток спустился к ручью, пересек его, поднялся по другому берегу, докатился до домов.