«Как же, видали! Васька из восьмой квартиры вчерась у подвала ссал по-пьяни, стервец…»
«А больше ничего?»
«Больше ничего».
«До свиданья».
«До свиданья».
О том, что в доме произошло убийство, говорить почему-то не рекомендуется. А через час может выясниться, что преступник уехал на машине или еще что-нибудь, и давай по второму, а то и по третьему кругу соседей обходи.
«Здрасть, это опять мы…»
А люди думают: «Во, ребята дают! Чудные какие-то. Ничего у нас милиция, веселая».
Стройный ход Пашиных мыслей прервал Таничев:
– Пойдем канареек поищем.
– Да, сейчас.
Стоявший рядом Шаминский снова вытянув шею:
– Каких канареек? Каких канареек, Слава?
– Да не Слава я. Васей меня зовут, еб…
Паша незаметно сплюнул себе под ноги. Горечь дешевых бесфильтровых сигарет неприятно жгла рот. Свои кончились, пришлось стрельнуть у собеседника. Чистый бланк протокола с заполненной «шапкой» лежал на столе, ожидая прикосновения Пашиной перьевой ручки. Паша держал в ящике письменного стола пузырек с фиолетовыми чернилами и старенькую перьевую ручку, сохранившуюся со времен дипломного проекта. Что-то типа ностальгии по студенчеству.
Записывать показания он не торопился, хотелось сначала определиться с устным вариантом будущего протокола.
Собеседник – дядечка лет сорока – предано-выжидающе смотрел на Гончарова и теребя в руках тряпичную кепочку.
«Как медведь в цирке, – почему-то подумал Паша. – Дайте сахарку – еще станцую!»
Выпрямившись после плевка, он еще не сколько секунд разглядывал дядечку, после чего уточнил:
– Это все?
– Ну, в общем, да.
«Hу в общем, нет», – про себя решил Гончаров вслух произнеся ничего не значащее:
– Гкхм…
Дядечка был хозяином квартиры, в которой поиключилось убийство. Его неожиданно оторвали от спокойной, дачно-огородной жизни, прямо, можно сказать, на грядке взяли и привезли на милицейском УАЗике в отдел по расследованию убийств. Естественно, он долго не мог собраться с мыслями, теребил кепочку и курил свою «Приму».
Паша не торопил его. Не каждый день в твоей квартире мертвецов находят, чай, не крематорий, а обычный сталинский дом. Но терять понапрасну время не хотелось, здесь не дискуссия о существовании Бога и дьявола, а вполне конкретная тема.
– Что ж, Николай Филиппыч, ситуация где-то мне ясна, но, сами поймите, она слишком поверхностна для такого варианта.