Охотник не стал долго просто ломиться в дверь. Поняв, что не
может ее открыть, он со всей дури ударил по ней прикладом и прямо
выбил кусок доски.
- Хрнн… - Тяжело дыша в свой мешок, он просунул руку внутрь,
пытаясь нащупать ручку.
- Быстрее, ружье Бондарчука!
Девчонка отстает от двери и бежит ко мне, когда я уже
подскакиваю к подоконнику, чтобы схватит висящее там ружье.
Мне удалось уронить его на пол, и уже вдвоем мы кое-как смогли
его поднять. Девчонка наводит ствол на голову охотника, а я дергаю
спусковой крючок. И, конечно же, это ружье оказалось заряжено. Не
просто так же оно было тут и ждало нас. А потому…
Меня будто лягнула гигантская лошадь, выбив весь дух. Грохот
заложил уши, и меня отбросило назад. Девчонке тоже было не очень
хорошо. Хорошо еще, что отдача вообще не убила нас самих. И,
охотник больше не пытался ворваться сюда. Его вообще не было
слышно. Хотя, я и слышал сейчас только один лишь звон в ушах. Но,
кое-как приподнявшись, и взглянув на дверь, я понимал, что мы
спасены. Хотя, охотника на той стороне через выломанное отверстие
не видно, я знал, что он нас больше не побеспокоит.
Со звоном рассеялся последний сгусток тумана, скрывающий тот
самый фрагмент моего детства, которого не хватало, чтобы увидеть
картину этого этапа моей жизни.
- Положи ружье! – Голос отца звенел гневом.
А я, вжавшись в стену, холодеющими от ужаса руками вцепился в
его охотничью двустволку, направив ее на своего отца. Но, это его
не пугало. Он даже помыслить не мог, что сын в него выстрелит. Он
не представлял, сколько боли мне причинил, не понимал, что в тот
момент я был уже не на грани нервного срыва, а уже давно пребывал
за ней.
- Не подходи! Я выстрелю!
- Ублюдок, я из тебя все дерьмо выбью, сученышь. Ты у меня
узнаешь…
Его приближающаяся фигура просто затопила мой детский разум
первобытным ужасом. Он уже не был для меня отцом. Это было огромное
жестокое чудовище. И, зажмурив глаза изо всех сил, я выстрелил.
Я убил своего отца.
Вот как это произошло.
Я не сбегал тайком. Ситуация вылилась в безумный вихрь событий,
закончившийся убийством. После чего меня забрали моряки и увезли
отсюда. Они посчитали, будто мой отец сам застрелился, не
справившись с горечью утраты. А я, чувствовал, как в мой разум
впивается острыми клыками безжалостное чувство вины. Но, несмотря
на эту вину, куда сильнее было чувство облегчения и свободы. За
моей спиной будто выросли крылья, когда я избавился от этого
чудовища, что некогда было моим отцом.