Утро, как нарочно, выдалось ясным и солнечным. В прозрачном синем небе заливался жаворонок, и либер попробовал отыскать крошечного певца. Человек нипочем бы не заметил живую точку в океане слепящего света, но для Романа это было детской забавой. Он следил за жаворонком ровно столько, сколько требовалось, чтобы успокоиться и придать лицу приличествующее странствующему барду чуть ироничное выражение, после чего открыл калитку и вышел на узкую сельскую улицу. До суда оставалось не более получаса, и сельчане, лишенные, несмотря на весеннюю страду, права покидать пределы Белого Моста, вяло стекались на центральную площадь. Никто ни с кем не разговаривал, люди шли, уставившись в пыльную землю, словно бы избегая друг друга. Оно и понятно – судьба всех висела на волоске, но, если село в целом оправдают, понадобятся виновные. Пособником ведьмы может оказаться любой; будь ты хоть святее самого Архипастыря, всегда найдется тот, кто донесет, что ты не так посмотрел, не то сказал, не то подумал…
Пробиться в первый ряд Роману удалось с легкостью, но оставался он там недолго. Углядевший либера лысоватый пригласил ясновельможного собутыльника на коронный помост[20]. Как мило и как умно! Заняв место на коронном помосте, чужак в глазах сельчан окажется заодно с «синяками» и будет должен либо подтвердить приговор, либо выступить против, тем самым проявив свою нелояльность. И все равно бард согласился – с возвышения он мог видеть ведьму, свидетелей по делу, собравшихся крестьян и, что его особенно занимало, видневшуюся в конце улицы Старую Таянскую дорогу. Тракт был пуст, и Роман от нечего делать принялся рассматривать площадь.