– Товарищ генерал, Петр Григорьевич нашелся, – доложил Глеб.
– Где же, позвольте поинтересоваться?
– В квартире нашелся, товарищ генерал. – Голос молодого человека звучал смущенно.
– Чем мотивировал, что не открывал дверь? – раздраженно спросил Грыжин.
– Ничем не мотивировал, товарищ генерал. Они с Надей улыбаются и молчат.
– Давай сюда Петра. Я ему сейчас поулыбаюсь! – грозно потребовал Грыжин.
Петр взял трубку.
– Что случилось? Почему владельцу частного сыскного бюро спать не дают? – обиженно задал вопрос Ерожин.
– Время – восемь. Мы на девять с тобой договорились о встрече. Хватит дрыхнуть, – возмущался Грыжин.
– Мы с Надюхой полночи отношения выясняли. Я еле глаза продрал, – оправдывался подполковник.
– Нашли время. Если бы ты был здоров, а не после больницы, выпорол бы, не моргнув глазом. Честное слово! Я уж и не знал, что думать, – проворчал генерал. – Дуй сюда быстро. Сейчас в офисе будет Никита Бобров. Вчера в театре убили новгородского парня. С Бобровым едет актриса Проскурина. Она тебя хочет видеть.
– Выезжаю. – Голос Ерожина сразу зазвучал по-военному жестко.
Не успел Иван Григорьевич закончить телефонные переговоры, как мегафон донес голос полковника с Петровки. Генерал открыл дверь. Никита Васильевич ввел в офис молодую женщину. Генерал раньше не знал актрису Нателлу Проскурину, поэтому, увидев бледное заплаканное существо с побелевшими губами, он не мог представить себе, как она на самом деле выглядит. Но то, что женщина находится в тяжелом шоке, Иван Григорьевич понял. Он принял Нателлу из рук Боброва, снял с нею шубку из синтетической чернобурки и усадил в директорское кресло.
– Ерожин здесь? – всхлипывая, спросила Нателла.
– Сейчас приедет, – ответил Грыжин.
– У вас тут совсем неплохо», – оглядевшись, заметил полковник Бобров. – Может быть, ей водички…
– Я знаю, что ей надо, – подмигнул Грыжин и полез в свой необъятный карман. Достав из него плоскую фляжку, он взял с подноса тонкий стакан, предназначенный для минеральной воды, и налил в него на четверть своего любимого коньяка. – Выпей, дочка.
– Что это? – тихо спросила Нателла.
– Лекарство, – ответил Грыжин и бесцеремонно влил в Проскурину содержимое стакана. Нателла закашлялась, но через минуту щеки ее немного порозовели и губы проявили естественный цвет.
– Он был не такой, как все, – вдруг сказала женщина и разрыдалась.