Знай она, что увидит столько счастливых лиц, она, конечно, не пошла бы к Виктору. И Виктор обрадован, и его радость вечером придет в дом, – и Надя будет счастлива, они уедут из ненавистной Казани.
Стоят ли все люди, сколько их есть, молодой крови, которой куплена эта радость?
Она с упреком подняла глаза на мужа.
И в ее мрачные глаза посмотрели его глаза – понимающие, полные тревоги.
Когда они остались одни, он ей сказал, что сразу же, лишь она вошла, понял – случилось несчастье.
Он прочитал письмо и повторял:
– Ну что же делать, боже мой, что же делать.
Виктор Павлович надел пальто, и они пошли к выходу.
– Я не приду уже сегодня, – сказал он Соколову, стоявшему рядом с новым, недавно назначенным начальником отдела кадров Дубенковым, круглоголовым высоким человеком в широком модном пиджаке, узком для его широких плеч.
Штрум, на мгновение выпустив руку Людмилы, вполголоса сказал Дубенкову:
– Мы хотели начать составлять списки московские, но сегодня не смогу, я потом объясню.
– К чему беспокоиться, Виктор Павлович, – баском сказал Дубенков. – Спешить пока некуда. Это планирование на будущее, я возьму на себя всю черновую работу.
Соколов махнул рукой, закивал головой, и Штрум понял, что он догадался о постигшем Штрума новом горе.
Холодный ветер носился по улицам, подымал пыль, то закручивал ее веревочкой, то вдруг швырял, рассыпал, как черную негодную крупу. Неумолимая суровость была в этой стуже, в костяном постукивании ветвей, в ледяной синеве трамвайных рельсов.
Жена повернула к нему лицо, помолодевшее от страдания, осунувшееся, озябшее, пристально, просяще всматривалась в Виктора Павловича.
Когда-то у них была молодая кошка, она в свои первые роды не могла родить котенка, умирая, она подползла к Штруму и кричала, смотрела на него широко раскрытыми светлыми глазами. Но кого же просить, кого молить в этом огромном пустом небе, на этой безжалостной пыльной земле?
– Вот госпиталь, в котором я работала, – проговорила она.
– Люда, – вдруг сказал он, – зайди в госпиталь, ведь тут тебе расшифруют полевую почту. Как это раньше не пришло в голову.
Он видел, как Людмила Николаевна поднялась по ступенькам, стала объясняться с вахтером.
Штрум заходил за угол, снова возвращался к подъезду госпиталя. Прохожие бежали мимо с сетками-авоськами, со стеклянными банками, в которых в сером супе плавали серые макаронины и картофелины.