Из ада с любовью - страница 69

Кира, конечно, лезла в самую гущу событий, Тони за ней едва поспевал, — верней, едва поспевал прикрывать ей голову от ударов дубинками и оттаскивать в сторону от бьющих по воздуху железных копыт.

В бой вступили пешие бобби, выдергивая из толпы особо рьяных вояк, — но поначалу это удавалось им редко, а если и удавалось, то «пленных» немедленно вызволяли. Однако, несмотря на сопротивление, полиция все же вплотную подкатилась к баррикаде — тут в дело пошло оружие пролетариата: спасибо крепким полицейским шлемам, прикрывшим не менее крепкие головы, иначе вполне мирная попытка остановить марш обернулась бы серьезным кровопролитием.

Полицейских было много, и как-то само собой вдруг получилось, что стоявших перед баррикадой рассеяли, разбили на маленькие группы, и Тони с Кирой оказались в глубоком полицейском тылу вместе с горсткой моро-медведей. Более лояльными к полиции и правительству, нежели морограждане, были разве что ветераны, но, видимо, получив изначальную установку на сопротивление, медведи пока не сдавались, рычали почти как звери и почти как звери раздавали по сторонам тяжелые оплеухи.

Вокруг было слишком шумно: за баррикадой продолжали скандировать «¡No pasarán!», звенел металл о камень (и камень о металл), слышались вопли и гневные крики, ругань, призывы сдаться и требования прекратить марш; из окон с громкими проклятьями летели не только гнилые овощи, но и бутылки (а иногда утюги)… Казалось, за шумом невозможно расслышать ничего, но — именно в эти минуты издалека донесся мелодичный колокольный звон. Он будто перекрыл все прочие звуки, будто звучал прямо в ушах, будто не знал преград и расстояний…

Первыми на колокольный звон стали оборачиваться моро — вот ведь интересный парадокс! Существа, для которых понятия «бог», «вера», «церковь» не значат ничего, у которых нет светлых воспоминаний о первом причастии, рождественских подарках, пасхальных каникулах, раньше других ощутили то, что через несколько минут Тони назвал «умиротворением». Медведи становились все более спокойными, вялыми, заторможенными — быстро перестали рычать, и хотя не бросили сопротивляться, но теперь делали это без энтузиазма.

Вслед за ними к колоколам стали прислушиваться и остальные: тише делались выкрики, слабей замахи, но главное — ощущение непобедимости, правоты и силы рассеивалось, растворялось, таяло, как снежинка на ладони.