Я хочу сказать, что эта мысль пришла и мне. Я бы всхлипнул, если бы умел. Но у меня все равно не получилось бы. Да и сама эта мысль была страшней и противней, чем ожидание побоев.
– Откуда бежали? – спросил переводчик.
Я не знал, на кого важнее смотреть, на переводчика или на немца, повернувшегося ко мне. Я боялся совершить оплошность.
– Не знаю.
Я сказал, что в Германии недавно и плохо запоминаю немецкие названия.
– Не знает немецкого языка, – сказал переводчик немцу.
В канцелярии пахло комнатой: комнатным теплом, стенами, деревянными полами, дневным светом, проходившим сквозь оконные стекла. Я уже привык к подвальному или коридорному тюремному освещению, довольно сильному, но безжизненному. К электрическому свету, отраженному от голых плоскостей, от цементного пола и крашенных в серое стен.
– А где работали? На фабрике? Что делали?
Я сказал, что работали в литейном цеху, возили тачки. «Литейный цех» переводчик не понял, несколько раз переспрашивал, примерялся к этим словам. Наконец перевел немцу:
– Делали мины.
– Почему бежали?
– Тяжело было, – сказал я и сразу же подумал, что совершил оплошность, что после этого ответа – «Тебя зачем сюда привезли?!» – меня и начнут бить. Но переводчик ровным голосом перевел:
– Тяжело.
Он не очень-то говорил по-русски, но и немецкие фразы его были совсем просты. Я сам мог бы так объясниться.
Они помолчали, а второй немец, который за весь разговор ни разу не поднимал на меня глаз, теперь взглянул мельком.
Переводчик сказал:
– Работа тяжелая? Кормили хорошо?
Я стал рассказывать, и мне показалось, что переводчик слушал с каким-то интересом, что-то к чему-то примерял.
Но тут второй немец, даже не задев меня взглядом, повернулся к переводчику и сказал ему что-то.
– Иди в камеру, – сказал мне переводчик.
И вот тут-то я и почувствовал по-настоящему, как в канцелярии пахнет обыкновенной комнатой, столами, бумагами, комнатным воздухом. Как на стульях за столами сидят эти три немца. Переводчик поднялся, чтобы отвести меня, и я еще подумал, что он меня ударит, но он прошел к двери. Теперь я знал, что произошло с Валькой – он весь был так сосредоточен на страхе, на ожидании, что все остальное у него расслабилось. И со мной бы это могло произойти, и я бы ничего не почувствовал.
Я спускался за переводчиком на дно тюремного колодца и думал, что о кинжале меня еще не спросили.