– Кому какое дело до моих ошибок?
Поллианна взглянула на паренька с осуждением.
– Тебе самому, кажется, не было безразлично. Летом ты просил меня исправлять тебя каждый раз, когда ты говоришь неправильно, ведь мистер Пендлтон хотел, чтобы ты научился говорить грамотно.
– Если бы ты, Поллианна Виттьер, выросла в приюте, где у тебя ни одной родной души и где никто тебя знать не хочет, а не среди старушек, которым больше делать нечего, как тебя воспитывать да обучать грамотной речи, ты бы тоже не знала какое слово какого рода, а может, и похуже ошибки допускала бы.
– Ладно тебе, Джимми Бин! – вспыхнула Поллианна. – Наши дамы из Женского благотворительного общества вовсе не были старушками!..
– То есть далеко не все и не такими уж… – поспешила уточнить девочка (ее склонность к буквализму все же возобладала над гневом), – не такими уж старыми, а…
– Если так, то и я вовсе не такой уж и Джимми Бин, – гордо задрав нос, перебил ее мальчишка.
– Ты не… В каком смысле? – удивилась девочка.
– Мистер Пендлтон официально усыновил меня. Он говорит, что давно хотел это сделать, но жалел времени на волокиту. Но теперь уж не пожалел. Поэтому меня правильно называть Джимми Пендлтон. А я его не должен называть дядя Джон, но я еще было не… то есть, я еще не привык. Поэтому я еще не всегда его правильно называю.
Несмотря на то, что мальчик говорил сердито и обиженно, лицо Поллианны засветилось радостью. В восторге, она захлопала в ладоши.
– Как это замечательно! Значит, теперь есть у тебя родная душа, которая хочет тебя знать. И не надо никому объяснять, родные вы или не родные, потому что у вас одна фамилия. Я так рада! Я просто счастлива, счастлива!
Парень вдруг спрыгнул с каменной стены, на которой они сидели вдвоем, и пошел прочь. Щеки его пылали, а в глазах стояли слезы. Именно Поллианне он обязан был свалившимся на него счастьем, и он это вполне осознавал. А он Поллианне только что такого наговорил…
Джимми отфутболил подвернувшийся под ногу камешек, затем другой, и еще один. Он боялся, что горячие слезы брызнут у него из глаз и побегут по щекам. Парень снова отфутболил камень, и еще один, а потом подобрал с земли третий и что было силы швырнул его прочь. Спустя минуту он вернулся к Поллианне, все еще сидящей на каменной ограде.
– А спорим, я первым добегу до вон той сосны! – с притворным задором предложил он.