Я сделал в блокноте несколько пометок и спросил:
– Как зовут медсестру Марголина? Можно с нею поговорить?
– Зовут ее Альбина Паутова. Я дам вам домашний адрес.
– А что, разве она не на работе? Болеет?
Артамонова осторожно пожала тощими плечами:
– Она здорова, просто написала в четверг заявление на отпуск. Заболела ее мать.
– В самом деле?
– Не знаю. – Швабра вновь пожала плечами и сморщила курносый носик. – Мы верим своему персоналу. Тем более… – Она раздавила в пепельнице недокуренную сигарету, пробежала пальцами по клавиатуре компьютера и задиктовала мне адрес и номер телефона.
Видеофона у медсестренки не было.
Записав, я спросил:
– А где живут пациентки, так и не попавшие в тот день на прием к самому Марголину.
Артамонова вскинула на меня потрясенные глаза:
– Вы решили с ними встретиться? Мне бы не хотелось, чтобы наших постоянных клиенток беспокоили… – Она сделала правой рукой неопределенный жест. – Сами понимаете!
– Понимаю, – сказал я. – Но ведь скандал со страховой компанией нанесет репутации вашего заведения еще больший вред.
Швабра задумалась. Я спокойно ждал, зная, что никуда ей не деться – из двух зол выбирают меньшее.
– Ну хорошо, – сказала наконец Артамонова и вновь опустила пальцы на клавиатуру. – Записывайте.
Через минуту нужные адреса оказались в моем блокноте.
– Спасибо большое! – Я встал. – Было очень приятно с вами познакомиться.
– Вы дадите знать, когда отыщете Виталия Сергеевича? – Артамонова пощипала свой носик большим и указательным пальцем левой руки, поднялась из-за стола и одернула белый халат.
Грудь ее от этого в главную женскую прелесть (на мой, конечно, вкус) не превратилась.
– Разумеется, дадим, – соврал я. – Сразу же позвоню.
Мы распрощались – она с немалым облегчением, а я с предчувствием, что нам еще не раз придется встретиться.
Когда я покидал территорию клиники, амбал-охранник помахал мне пятерней. Будто напутствовал во имя и во славу…
Свидетельницы жили неподалеку от клиники. Любовь Кочеткова, сорока лет, – тут же, в Ольгино, а Лариса Ерошевич, сорока двух, – в Лахте. Я решил начать с ближайшей.
Любовь Кочеткова оказалась тощей женщиной, отдаленно напоминавшей бы швабру-заместительницу, кабы не изящный греческий носик и лукавые зеленоватые глазки. Будь я в Нью-Йорке, я бы за такими глазками весь вечер бегал. А может, и два вечера… Впрочем, нет, не стал бы – доску и глазки не украсят, не люблю плоских, хоть убей!