– Именно там мы и остановимся, на
площади Старейшин, почтенный. Недалеко от друзей. Только как нам
туда добраться? – осведомился Эртил, отсчитывая золотые монеты,
пока Руш, взяв его под руку, с видом наивной девицы ворковала, как
она его любит, как благодарна и как они славно повеселятся с
друзьями. Конюх, глядя на этакую милоту, кажется, был готов утирать
слёзы кончиком бороды – краем хитрого глаза косясь на кучку золота,
всё растущую на ладони Эртила.
– Можете повозку самоходную нанять,
их стоянка по другую сторону перекрёстка, через квартал. А можете
от конюшни дальше вправо пройти, так там будет остановка общего
транспорта. Садитесь на двадцать первый маршрут, доедете до
четвёртого яруса, остановка Казначейская. Там пересесть надо будет
на восемнадцатый – и уже без пересадок ехать до площади Старейшин.
Остановка так и называется. Оно, конечно, так больше времени
займёт, зато и дешевле. А повозка самоходная, опять же, вмиг
домчит, но раскошелиться придется.
– Благодарю, почтенный, – Эртил
учтиво кивнул и ссыпал золото на стол конторки. – Хватит этой суммы
за наших коней?
– О, неделю можете ни о чём не
беспокоиться! – заверил конюх. – А ежели раньше вздумаете уехать,
остаток вам вернут.
– Прекрасно. Пойдём, дорогая.
Эртил ласково подхватил Эрушалию под
локоток и вывел на улицу.
– К самоходным повозкам? – подмигнула
она.
– И чем быстрее, тем лучше, – кивнул
Эртил. И добавил, плотоядно облизнувшись: – Я не хочу ждать ни
одной лишней минуты. Хочу в гостиницу… моя молодая супруга, –
проурчал он, наклоняясь и покусывая Руш за ухо.
Она рассмеялась.
– А гостиница прямо напротив дома
Ригнира…
– А одно другому не мешает, – не
оставляя своего занятия, промурлыкал Эртил.
– Тогда поторопимся… – мурлыкнула в
ответ Эрушалия.
Ей и самой безумно хотелось вновь
оказаться в объятьях этого мужчины.
Они, держась под руки, повернули
обратно и пошли к перекрёстку, следуя совету конюха. По дороге
Эртил купил Эрушалии вожделенный пирожок – она выбрала сладкий, с
клубничным джемом, – и с удовольствием наблюдал, как Руш его ела: с
аппетитом, смеясь и делясь впечатлениями от окружающего, но при
этом не теряя изящества.
Эртил в который раз ловил себя на
том, что его восхищало в Руш всё, вплоть до манеры стряхивать
крошки с плаща – не глядя, лёгким нетерпеливым движением. Её смех,
её замечания – даже её колкости и дерзости. И в который раз он
спрашивал сам себя – почему? Может ли так быть, что, говоря о своей
любви к ней, он не лжёт? Впрочем, Руш его не разу во лжи и не
обвиняла. Потому что не чувствовала? Или потому что ей всё
равно?