– Да надолго не хватило меня, княже. Прости, но скитание, видать, на роду мне написано. Не дал Бог ни дома, ни двора, ни жены с детишками. Нам ли, смертным, супротив его воли идти?
Ведун специально намекнул новообращенному князю на единого бога, и правитель отступил, не стал гневаться на строптивого гостя:
– Гляди, боярин. Попросишься – поздно будет.
– Ужель не возьмешь, коли проситься начну, княже? – преувеличенно удивился Середин.
И муромский правитель махнул рукой:
– Ты прав, боярин, возьму. Ладно, броди. Как утомишься, приходи. При моей дружине завсегда место найдется. – Князь пошарил у себя на поясе, отцепил небольшой мешочек, протянул ведуну. – Вот, держи, калика перехожий. Полонянина твоего я вечор ради дела общего опросил с пристрастием. Подозреваю, ныне он ни на что более не годен.
Олег молча кивнул, сунул кошель за пазуху.
– И о руке своей не грусти. Коли Бог торкское логово захватить поможет, равную долю со всеми дружинниками получишь.
Середин опять с достоинством кивнул, но благодарить не стал.
– Не хмурься, боярин, – поднял золотой кубок с самоцветами князь. – Ну да, долю я тебе не боярскую, а ратную определил. Так ведь ты холопов с собой в поход не привел, сотню под руку брать отказываешься. Откуда более?
К этому времени холопы успели развернуть длинное шелковое полотнище, заменяющее стол, поставить на него кувшины с вином и с медом, разнести деревянные и серебряные блюда с вареными половинками цыплят. Перед князем Гавриилом двое слуг водрузили опричное блюдо с копченой осетриной, нарезанной крупными кусками. Муромский правитель потянул верхний, передал ведуну:
– Вот, отпробуй угощения с моего стола, боярин Олег, да оставь грусть свою снаружи.
Это уже была честь. Опричное угощение, в отличие от всего прочего, что каждый желающий мог брать, сколько душа попросит, ставилось хозяину дома, и тот оделял им отдельно тех, кого желал, в знак особого уважения, почтения, выражения благодарности. Получив из рук Гавриила этот кусок, Олег переходил из «общей массы» княжеского окружения, многих из которого правитель и вовсе не знал, а привечал лишь ради рода или вежливости, в число особо отмеченных друзей. Личных друзей.
– А давайте, други… – Ведун потянулся к поставленной перед ним деревянной, покрытой черным лаком чаше, но ближний холоп с ловкостью опытного иллюзиониста ухитрился подменить ее серебряным кубком. – Давайте, други за князя нашего Гавриила корцы наши поднимем. Князю, что первым веру Христову на Руси принял, меч в ее защиту поднять решился, что главным заступником для слабых стал и судьей честным для обиженных. Слава!