– По всей видимости, это и означает в летописях: «Князь ступил в захваченный город», – пробормотал себе под нос ведун.
Из селения то тут, то там еще доносились крики, лязг оружия, чей-то протяжный болезненный вой – но если уж защитники не смогли удержать превосходящего врага у места прорыва, то на многочисленных улочках, неорганизованные, разрозненные, они и вовсе не имели никакой надежды. Скорее это отдельные жители пытались защитить свое добро, близких, скотину, не понимая, что сопротивляться поздно. Сопротивляться можно было, только объединившись в общие полки и насмерть встав на стенах или на баррикадах сразу за местом прорыва. Теперь оставалось только смириться и надеяться на милость победителя.
– Однако милости у победителей не снискать, – поморщился Середин, бредя по пустынному лагерю, в котором остались лишь увечные, стража да всякого рода ярыги, занимающиеся хозяйством и не берущие в руки оружия. – Милости не будет.
Он же сам не раз рассказывал всем о подлости и жадности торков, об их издевательствах и насилии. И о том, что такое племя на границах Руси жить более не должно.
Княжеского гостя тоскующий у полога дружинник пропустил без вопросов. В выстеленной коврами палатке правителя Олег, пользуясь отсутствием свидетелей, нашел возле княжеского трона кувшин с вином, припал к его горлышку, отпив сразу не меньше полулитра, зачерпнул горсть кураги, кинул в рот, выпил еще. Отошел к своей шкуре, сел на нее, привалившись к решетчатой стене, вновь вскинул кувшин ко рту и, решительно осушив его до самого дна, отбросил в сторону. Потом вытянулся во весь рост, завернулся в шкуру и закрыл глаза, дожидаясь, когда хмель избавит его от дурных мыслей. После некоторых стараний Середину удалось-таки заснуть, и поднялся снова он уже поздним вечером, разбуженный разудалыми криками гостей. Шатер был ярко залит светом нескольких десятков масляных ламп, пол был завален всевозможными яствами: сухофруктами, халвой, пастилой, жирными копчеными окороками, невесть откуда взявшимся виноградом. Причем большей частью угощения лежали без всякой посуды, просто на коврах, вперемежку с веселыми воинами, языки которых заплетались, но которые тем не менее то и дело требовали наполнить кубки и тут же их осушали, выкрикивая здравицы князю, боярам, русским мечам и богам. В пьяном угаре вместо Христа то и дело проскакивали имена Велеса и Сварога, но муромский правитель не обращал на это никакого внимания. Прислуживали гостям не холопы, а полностью обнаженные девушки, покрытые мурашками, посиневшие от холода.