Вася развернулся и зашагал к дверям.
Он знал эту гнусную породу склочниц, отточивших языки на беззащитной публике и теряющих всякое соображение, если повезет напороться на строгое сопротивление.
– Постойте, постойте! – завопила учительница. – Какой киоск? Я впервые слышу про киоск!
– Тот самый, возле которого вы заметили меня с Игорем Синицыным, – напомнил Вася, остановившись, но повернув только голову и всем видом показывая – ухожу, ухожу, и через полтора часа ждите меня с наручниками.
– Да постойте же! – учительница забежала вперед. – Это все – одно недоразумение! Сейчас я вам все объясню.
– Порнографию я видел своими глазами. Пока я не привезу верхушку РОНО и прессу, Игорь присмотрит, чтобы никто из вас не предупредил киоскершу.
– Хорошо, пусть пресса приежает! У меня тоже найдется, что ей рассказать!
– Что вы имеете в виду?
– То, почему ваш друг Синицын вылетел из нашей школы!
Тут Вася очень кстати вспомнил одну испанскую пословицу из арсенала Игоря. Весьма нелепо, имея стеклянную крышу, гласила пословица, кидать булыжниками в соседей.
– Я полагаю, это несоизмеримо с наркотиками в газетном киоске, – возразил он, не желая показывать, что крыша-то и у него – стеклянная.
Учительница задумалась.
Очевидно, она была все же лучше, чем показалась с первого взгляда. Возможно, в своей студенческой молодости она даже играла в карты. И сейчас дело явно дошло до размена козырей.
– Я думаю, лучше нам обо всем этом побеседовать не тут, а в учительской. Меня зовут Марья Геннадьевна.
– Там полно народу, – как можно более брюзгливо ей возразил Вася. – Меня – Василий Федорович. Нам будут мешать.
– Урок уже начался.
И она действительно привела следователя в учительскую, где, кроме необъятного круглого, еще сталинских времен, стола имелся еще уголок отдыха, недорогой, правда, но расположенный искусно – чтобы действительно те, что исхитрятся туда пролезть между шкафами, оказались отрезаны от внешнего мира.
С учительницей, стоило ей сесть в кресло, сделалось что-то странное. Вася бы даже назвал это перевоплощением. Видимо, она связывала низкие кресла и журнальный столик с образом дамы, принимающей в салоне высокопоставленных гостей. В холле школы можно собачиться и грубить. В салоне, пусть даже выгороженном обшарпанными шкафами, – томно язвить и выделываться под графиню.