Он проворчал:
– Ничего не понял.
– И не надо, – заверил я. – Освобождая головной мозг от всякой ерунды, готов туда складировать вечное, важное, ценное, что подороже.
Третья пуля ушла тоже мимо, но четвертая все-таки задела древко, я видел, как содрогнулось, а на держаке слева появились глубокая канавка.
Приободрившись, я вручную ввел поправку, припал к окуляру, но тут древко под напором ветерка переломилось, но не повисло, а, красиво ныряя в воздушных волнах, пошло вниз.
Фицрой вскрикнул:
– А-а, знамя упало!.. Прямо на крыльцо донжона!..
– Правда? – спросил я. – Кто бы подумал? И чего это оно вот так раз и само…
– Дурное какое-то, – согласился он. – Или колдовство. Что теперь? Когда падает знамя – это дурной знак!
– Доставай вино, – велел я. – И не делай вид, что в твоем мешке был только бинокль.
Он ухмыльнулся.
– И как ты сумел заметить всего один бурдюк? Глазастый.
Я с удивлением смотрел, как он вытащил помимо небольшого раздутого бурдюка еще и две серебряные чаши с затейливой чеканкой.
– Хорошо живешь, – заметил я. – Удобства ему подавай. Сибарит. Изнежун!
– Если вся жизнь в переездах, – возразил он, – то почему нет?
Я смотрел, как лихо наполняет чашу до краев и, не пролив ни капли, протянул мне.
– Долго ждать?
– Не думаю, – ответил я. – Почти уверен, что знамя попробуют повесить снова. И сразу же, раз уж плохая примета.
Он налил себе, отпил чуть, но то и дело подносил бинокль к глазам и смотрел между кустами на далекую крепость.
Я осушил до половины, другой рукой нащупывая в мешке завернутое в чистую тряпицу вяленое мясо, по моей прикидке, успею плотно и неспешно перекусить, а Фицрой торопливым шепотом сообщал, что вот знамя подняли, все мечутся, как муравьи по горячей сковородке, морды тупые, а глаза выпученные, идиоты вообще во всем видят дурные знаки, а это не дурной знак, а всего лишь дурная примета…
– Как насчет знатных? – поинтересовался я.
– Уже, – сообщил он. – Похоже, это они и велели принести другое знамя… так и есть, несут! Видишь, как я все предвижу?.. Ага, сунули молодым парням и чуть ли не пинками гонят их наверх, а у тех морды шире задниц…
Я дожевывал мясо, Фицрой торопливо сообщал, что молодые да шустрые уже взобрались на самый верх, один лезет по скобам на шпиль, вот уже почти привязывает…
– Пусть привязывает, – пробурчал я с набитым ртом. – Да покрепче.