Пуля разнесла камень в пыль, шпиль рухнул целиком, придавив одного из знатных. Глерды разбежались, но тут же вернулись и начали вытаскивать придавленного.
– Все, – сказал я, – возвращаемся.
Как только я собрал винтовку, Фицрой подставил раскрытый мешок и сказал бодро:
– Я понесу!.. Твой арбалет потрудился на славу. Он заслужил, чтобы его нес такой нарядный красавец, как я.
Рундельштотт и Понсоменер в тени раскидистого дуба живописно расположились перед расстеленной скатеркой на зеленой траве, рубенсы хреновы, жрут неспешно, но в три горла.
Увидев нас, Рундельштотт встрепенулся.
– Уже? – спросил он живо. – Садитесь, перекусим вместе. А то эта дорога прибавляет аппетита…
Я ответил отстраненно:
– Фицрой покушает за себя и за меня, в него все что угодно влезет. А я нанесу визит герцогу.
Понсоменер промолчал, а Рундельштотт поинтересовался:
– Благоразумно ли?.. Он подсылал к тебе убийц, теперь идешь к нему сам… Это как?
– Нужно торопиться, – ответил я. – Нас ждет море!.. А тут какие-то местные феодальчики расфеодальничались… Нужно как-то договориться, раз уж заехали по дороге.
– Ну да, – поддержал Фицрой, – случайно заехали.
– Вот-вот, – сказал я. – Спасибо, Понс.
Понсоменер вяло улыбнулся, а я поднялся в седло уже приготовленного им к дороге коня и послал в галоп по хорошо утоптанной дороге.
Крепость выдвинулась из-за холма и величаво поплыла навстречу, разрастаясь с каждым конским скоком, массивная, тяжелая и внушающая уважением размерами и толщиной стен.
Как только меня заметили со стены, я перевел коня с галопа на рысь, выпрямился с достоинством, а к воротам подъехал вовсе шагом. С верха стены меня с любопытством рассматривали из-за красиво выложенных умелыми каменщиками зубцов, что вообще-то существуют не для красоты, а для стрельбы из луков и как подставки для тяжелых арбалетов.
– Глерд Юджин, – назвался я, – требует к себе герцога Лонгшира.
На воротах грубо захохотали. Один крикнул звонким визгливым голосом:
– Требует?.. Самого герцога?
Я ответил жестко:
– Ты, тупое ничтожество!.. Если герцог не выйдет ко мне для переговоров немедленно, то здесь я повешу всех, понял?.. А этот муравьиный холмик, который считаете крепостью, сровняю с землей!
На воротах умолкли, тихо посовещались, такого на их памяти еще не было, потом один сказал кому-то с той стороны стены: