– Передайте господину шевалье де Рагенэлю, что с ним желает немедленно говорить герцог де Бофор! То, что я должен ему сказать, не терпит ни малейшего промедления! – объявил он перепуганному привратнику, который поспешил исполнить приказание, дав возможность всадникам беспрепятственно въехать во двор.
– Я не думал, что вы захотите увидеться с ним немедленно, – заметил конюший.
– Я не могу отложить эту встречу. Завтра утром я уезжаю во Фландрию…
– Мы уезжаем во Фландрию, – поправил Гансевиль. – Вот уж в самом деле хорошая новость!
– Ты ошибаешься. Я тебе ясно сказал: «Уезжаю я». А ты приедешь позже. У меня для тебя есть одно важное поручение…
– И куда же вы посылаете меня? – спросил разочарованный Пьер.
– Туда, откуда мы приехали… Но поедешь ты не один. Будешь сопровождать девушку, которую уже знаешь, и не спускай с нее глаз. Я сам хотел бы ее проводить, но король и его министр распорядились иначе.
– Вы посылаете меня в Бретань?
– Верно. А повезешь ты Жаннету. Я полагал, что она находится у моей матушки, но оказалось, что Жаннета поселилась у господина де Рагенэля после того, как он вышел из заточения.
Герцог де Бофор умолк – навстречу ему спешил Персеваль, и Франсуа поразился, как изменился шевалье за столь недолгое время: лицо его утратило беззаботное выражение, глаза потухли, а густые светлые волосы уже в сорок лет посеребрила седина на висках. Горе отметило своей печатью каждую черту его лица, и Франсуа упрекнул себя за то, что не поспешил к бывшему конюшему матери, другу своего детства, сразу же, как приехал в Париж.
– Это вы, ваша светлость?! – с волнением спросил Персеваль. – Неужели вы пришли сообщить мне известие, которого я страшусь больше всего на свете?
Герцог де Бофор взял его руки в свои и почувствовал, как дрожат его руки, всегда такие крепкие.
– Пойдемте в дом! То, что я должен вам сказать, не предназначено для ночного ветра.
На следующий день – это было воскресенье – в пять часов утра скромная чета молодых горожан заняла места в почтовой карете, которая через неделю должна была доставить их к месту назначения, в Ренн. В муже – он был в камзоле из плотного серого сукна, который украшал отложной воротник из белого голландского полотна, в тяжелых башмаках с пряжками и черной шляпе с круглой тульей – никто не узнал бы Пьера де Гансевиля, элегантного конюшего герцога де Бофора. Он чувствовал себя весьма неуютно без своей шпаги: ее пришлось спрятать в сундук, привязанный на крыше кареты.