Новобрачная благоразумно слушала первые слова, но затем ее внимание отвлеклось от бесхитростного обряда и непреодолимо вернулось к Франсису. Ее взгляд, сиявший из пышного облака тончайших кружев, приковался к чистому профилю ее мужа. В свои тридцать лет Франсис Кранмер являл собой великолепный образчик мужчины. Он был высокого роста, и его аристократически-небрежная грация могла бы казаться женственной, если бы не сильное, натренированное спортом тело. Упрямый лоб и волевой подбородок, упиравшийся в муслиновый галстук, сглаживали впечатление излишней красоты его благородного лица, на котором застыло выражение бесконечной скуки. Выглядывавшие из кружевных манжет руки своей белизной были достойны кардинала, но затянутый в темно-синий фрак торс был торсом борца. Все поражало контрастом в лорде Кранмере: голова ангела была придана телу флибустьера. Но все вместе это создавало такое очарование, к которому вряд ли хоть одна женщина могла остаться равнодушной. Во всяком случае, Марианне в ее семнадцать лет он казался полным совершенством.
Она закрыла на мгновение глаза, чтобы полнее ощутить свое счастье, затем посмотрела на алтарь, украшенный поздними цветами и осенней листвой, среди которых горело несколько свечей. Его соорудили прямо в большом зале Селтон-Холла, так как на много миль в окружности не было католической церкви и тем более священника. Англия Георга III переживала один из тех яростных кризисов антипапизма, к которым она привыкла, и понадобилась протекция принца Уэльского, чтобы брак католички с протестантом разрешили по двум обрядам. Часом раньше пастор благословил эту пару, а теперь сам аббат Готье де Шазей совершил богослужение. Никакая человеческая сила не могла помешать ему благословить брак его крестницы.
Странный брак, впрочем, без всякой роскоши, кроме нескольких цветов и свечей – единственной уступки торжественности этого дня. Над необычным алтарем вздымались знакомые неизменные декорации: высокий белый потолок с позолоченными плафонами, пурпурные обои из генуэзского бархата, богатая, вся в золоте тяжелая мебель XVII века, наконец, большие картины, на которых были увековечены помпезные фигуры ушедших Селтонов. Все это создавало впечатление нереальности происходящей церемонии, вне времени, усиленного к тому же платьем невесты.