Да, конечно, Илюха был другом. Настоящим другом. Лучшим другом.
Что случилось с ним, с другом Илюхой? Он умер как личность, сохранив свое тело? Превратился в ходячий памятник самому себе, бывшему?
Да нет. Ведь и Николай тоже изменился, а ведь не умер же. Просто они трансформировались, повзрослели. Дороги их разошлись. Они стали совсем разными – запутавшийся в себе, уставший от чужой лжи, прячущийся от света Николай, и Давила – сам определяющий правила поведения, прокладывающий мощными плечами широкую просеку в любом лесу, в который бы ни попал.
А прошлое, конечно, осталось, не могло не остаться. Даже не в виде осадка на донышке души. Прошлое – это субстрат. То твердое, на что можно опереться ногами, чтобы не утонуть. И это прошлое – общее у них, одно на двоих.
Все это было психотерапией. Николай успокаивал себя как мог, заговаривал себе зубы. И все равно переживал, боялся Давилы. Боялся, что тот разобьет неустойчивое равновесие, на создание которого Николай потратил целых полгода.
Чувствовал ли Николай сейчас опасность? Нет, это не было похоже на опасность. Принципы Давилы (а он был человеком принципиальным) не позволили бы ему причинить зло Николаю. Проблема состояла в том, что Давила был слишком активен. Как смерч, он затягивал в свою воронку все, что его интересовало. А Краев явно интересовал его сейчас.
Осторожность – вот что сейчас требовалось Николаю. Осторожность. И все.
Дзынь. Звонок далеко за дверью. В другом мире. В мире, где живет Давила. В мире, который был и твоим когда-то. В мире, которого ты отчаянно боишься.
* * *
– Коля! – Илья Георгиевич Жуков вел Краева по длинному коридору, нисколько не изменившемуся за последние пятнадцать лет – с темной дубовой мебелью ручной работы, с зеркалом в старинной раме, с лосиными рогами, торчащими из стены. – Господи, Колька, чувак! Слушай, ты не изменился совсем, такой же тощий и малокалиберный. Сколько мы с тобой не виделись? Лет пять?
– Семь.
– Да… – Илья поскреб затылок, на котором еще сохранялись остатки белесой растительности. – Вроде, в одном городе живем. И вот тебе… Хотя слышу я про тебя регулярно. Такая, знаешь ли, знаменитость! Талант, талант!
– Мало ли кто был знаменитостью…
– Да ладно тебе! Опять, что ли, впал в меланхолию? Вылечим мы тебя, вылечим! Сейчас же и приступим.