Однажды вечером базилисса тайно вызвала к себе верного слугу – скриба Марианоса.
– Ты отправишься в лагерь Фоки, – сказала она, – и передашь ему от меня, что он должен немедленно прибыть в Константинополь. Моя жизнь и судьба юных владык находятся в его руках.
Говоря это, она посматривала в большое зеркало из полированного серебра в золотой оправе, и взгляды эти лучше всяких слов поясняли ее намерения. Марианос сдвинул брови.
– О госпожа, ты вступаешь на неверный путь! Не надейся обольстить Фоку своими чарами. Это глубоко набожный человек. После смерти жены и единственного сына он дал обет целомудрия. Он ведет жизнь аскета, он стал мистиком, и его лучший друг – игумен Афанасий, тот самый, который построил монастырь на горе Афон. Говорят, Фока уже присмотрел там для себя келью. Он равнодушен как к мирским почестям, так и к женской красоте. Все его нынешние мысли направлены к достижению святости и…
Взбешенная Теофания жестом указала слуге на дверь.
– Проклятый болтун! Кто тебя спрашивает?! Я не нуждаюсь в твоих советах. Тебе велено пригласить сюда Фоку… а до обетов его мне нет никакого дела!
Марианос не посмел возразить. Поручение императрицы он исполнил быстро и ловко – через несколько дней Никифор Фока ступил с палубы корабля на императорскую набережную Буколеон, где его дожидалась ликующая толпа. Горожане на плечах своих донесли любимого полководца до ступеней Священного дворца. В громадном тронном зале, больше походившем на неф собора, победоносный командующий был принят со всеми подобающими ему почестями. Он преклонил колено перед фантастическим золотым троном, на котором восседали юные императоры. Над их головами висела огромная икона Христа Пантократора, и они с необычайной серьезностью исполняли свою роль.
А ночью Никифор Фока был допущен в покои императрицы. Встреча эта навсегда осталась тайной: никто так и не узнал, о чем говорили прелестная базилисса и коротышка-генерал. Но уже на следующий день при дворе все поняли, что произошло нечто важное, ибо отныне у Теофании не было более пылкого и ревностного обожателя, чем вышеупомянутый полководец. Забыв про все свои обеты, как и предвидела красавица, Фока безумно влюбился в нее и уже не помышлял о келье на горе Афон. Он мечтал теперь только об одном – навсегда завладеть этим чудом природы. Ей было двадцать два года, а ему пятьдесят один, но он обожал ее с такой силой, на какую способна только поздняя любовь. И, разумеется, первым об этой необузданной страсти узнал Иосиф Брингас…