– Это мне безразлично. По крайней мере, ваш король не расхаживал горделиво по моим владениям…
– Но это вовсе не ваши владения, а мои! Что же касается короля, то не забывайте, что он мой сюзерен.
– Я не признаю никаких сюзеренов, кроме себя самой! Вы вассал английской короны, а я королева Англии!
– Вы уже не королева! И если уж говорить о сюзеренах, то я предпочитаю вашему сыну мудрого короля Людовика, которого почитает весь народ.
Продолжать начавшийся таким образом спор было бессмысленно. В течение трех дней Изабелла, запершись в своей комнате, отказывалась впускать мужа – иными словами, прибегла к испытанному способу, который некогда принес ей полный успех. Но затем она решила сменить тактику, поскольку поняла, что не следует унижать такого гордого человека, как Лузиньян. И на следующий день Изабелла открыла мужу дверь.
Войдя в ее покои, Гуго был потрясен: он никогда не видел свою жену плачущей – казалось, подобная женская слабость была ей неведома.
– Изабелла! – в изумлении пробормотал он. – Что с вами? Что означают эти слезы?
– Я поверила вам, я думала, что вы мой защитник, мой верный рыцарь! А вы позволили унизить меня и даже не помышляете о мести…
– Я позволил унизить вас? Но кому? Кто посмел это сделать?
– Вы прекрасно знаете. Ваш король и его гнусная мать! Это произошло год назад, когда я отправилась во дворец Пуатье, чтобы приветствовать их, – вас в то время не было во Франции. Неужели я поступила бы так с вашим домом в Лузиньяне, если бы у меня не было для этого веских оснований?
– Что я слышу? Вас унизили? И вы ничего мне не сказали?! Каким образом это произошло?
– Прежде всего, меня заставили ожидать три дня, прежде чем допустить к вашему королю и вашей королеве. Когда же я вошла, король сидел в высоком кресле, а обе королевы рядом с ним – и никто из них не поднялся, чтобы приветствовать меня, как того требует мой титул. Они не предложили мне сесть, и я стояла перед ними, будто служанка, в присутствии всего двора. И они даже не встали, чтобы проводить меня, желая выказать свое презрение! Вот как они относятся ко мне – и к вам тоже! А вы хотели, чтобы я покорно приползла к ним и открыла им двери моего дома…
Удрученный Гуго не прерывал поток этих горьких жалоб, завершившихся рыданиями. Лишь тогда он опустился на колени перед плачущей женой и бережно взял ее руки в свои.