Экономка недовольно поморщилась и ушла. В узле нашлись юбка на завязках и кофта, простенькие и поношенные, но вроде чистые. Вообще, одежда, в которую нарядила меня знахарка, сгодилась бы тут за праздничную, «приданое» от мельника было плохонькое. И ни подушки, ни простыни, не говоря уж о комнате, пусть и не отдельной. Просто коридор и длинная лавка во всю его длину, безо всяких ширм и занавесок, и мне на этой лавке выделили немного места!
И ладно. Мне же тут недосуг задерживаться.
В коровник меня, по велению экономки, привела круглолицая девушка, она показала, где взять ведерко, и вручила холщовое полотенце.
— Вот эта корова — хорошая, спокойная. Потом следующую укажу.
Я подавила панику в душе. Есть же генетическая память, мои прабабки наверняка доили коров…
Корова меланхолично жевала. Я от души понадеялась, что он не чувствует, как я ее боюсь. Что там все делают? Так, надо зачерпнуть воды из общего ведра и обмыть соски корове, вытереть тем самым полотенцем. Потом я уселась на низкую скамеечку и отважно потянула за соски. Как бы не так! Никакого молока. Я стала действовать иначе, обхватила соски кулаками. Ага, вот оно, молоко...
Корова недовольно мыкнула. Ну прости, если что не так, моя хорошая.
Струйки молока брызгали в подойник, пока я не уронила разламывающиеся от усталости руки. Сил больше не было. Кто бы мог подумать, что это такая тяжелая работа?
Я отдохнула немного, размяла пальцы и снова взялась за дело — не тут-то было! Руки теперь болели немилосердно.
— Что ты возишься? — это подошла моя «опекунша» и удивленно смотрела на наши с коровой мучения. — Отвыкла, что ли?
— Да она и не привыкала, — бросила позади нас другая девушка, видимо, более наблюдательная. — Гляди, что делает! И на ручки ее посмотри, такие маленькие и нежные только у младшей ленны, небось. Точно ничем тяжелее иголки не работала.
— Вставай, — девушка легонько толкнула меня в плечо. — Все равно тут от тебя толку не будет, это постепенно привыкать надо. И впрямь, какие ручки у тебя, детские прямо. Ну и ну.
— А нам за нее отдувайся? — возмутилась одна из доярок, остальные тоже загомонили.
— Ладно вам, — сердито крикнула женщина постарше, — она ущербная, не гневите Провидение.
— Это мы гневим? — уперла руки в бока невысокая кругленькая молодайка. — Это у Крысы совести нет! Платить — каждый медяк жалеет. А коса-то, коса, поглядите, это где же такие плетут? Смешно как! Ишь ты.