– Пойду я, пожалуй, – сказал Виктор. – Посмотрю концерт в одиночестве, по-стариковски. А ты, Тутмес, покажи Лине экспонаты. Есть тут что показать. И расскажи ей все, что она попросит. А потом проводишь юную госпожу в ее комнату.
– Спасибо, Вик, – сказала Лина. – Иди, милый. Привет пражскому сифоническому.
Искреннее облегчение прорвалось в ее голосе.
Виктор скрипнул зубами и вышел.
Завтра. Завтра все встанет на свои места..
* * *
– Тут, – тихо произнесла девушка. – Можно, я буду звать тебя просто Тут? Тутмес – это слишком длинно.
– Ни в коем случае, – сказал Тутмес, упрямо качая головой. – Простите, госпожа, «Тут» – не моё имя. Когда-то меня звали Асэб. Потом, когда я вынужден был пробавляться заработком федаина, меня обратили в ислам и прозвали Мохаммедом. Это все в прошлом… Далеком прошлом. Не хочу вспоминать об этом. Я взял себе старое имя, госпожа Лина. Очень старое. Тутмес – имя скульптора, жившего три с половиной тысячи лет назад. Я верю, что оно спасет меня. Должен верить, что меня хоть что-то спасет.
– Ты родом из Египта?
– Я родился в Эфиопии, госпожа.
– Эфиопия – не самая богатая страна. Однако по твоей речи чувствуется хорошее образование. Ты биотехник?
– Биотехник. И экзогеолог. И программист. Всё, что вам угодно, юная госпожа. В меня втиснули столько программ, что хватило бы целому курсу выпускников университета. Я выдержал всё, госпожа. Мой мозг выдержал, не сгорел. Ни малейших признаков паранойи. Проверено, сертифицировано. Иначе бы я не был здесь.
Лина протянула руку, дотронулась пальцами до молочно-шоколадной щеки Тутмеса. Ощутила пробивающуюся щетину – волоски, сбритые утром и начинающие отрастать к вечеру.
– Это твое истинное лицо, Тутмес?
– Моё. Я много раз менял лица, но когда всё плохое кончилось, восстановил свой истинный облик. Надеюсь, что проживу с ним до самой смерти.
– У тебя есть принципы, Тутмес?
– Есть. Я живу только принципами, только ради них, милая госпожа Лина.
– Тогда почему ты позволил сделать себя рабом, сервом? Ради денег? Куда ты засунул свои принципы? Глубоко в задницу?
– Я не раб, юная госпожа. Не раб.
– Ты – серв! Ты позволил, чтобы тебе вкатили в кровь гнусную присадку. Ты не можешь сопротивляться желаниям человека, на которого ты запрограммирован…
Тутмес поднял лицо, опущенное доселе к полу, блеснул глазами яростно, чересчур ярко для серва, приложил к полным губам коричневый палец.