Звонил Перри Хименс. Профессор, глядя поверх головы Дика, просил, чтобы тот немедленно возвращался в Штаты, нужно срочно ехать в командировку. Срываются сроки выполнения ответственных работ по одному из дорогостоящих контрактов. Еще он задал несколько вопросов по ходу судебного процесса, потом начал что-то говорить о своем сочувствии, о том, что он будет молиться богу, чтобы все закончилось удачно для Кэти Орен. На это тевидное рандеву ушло пять минут.
Когда Дик вернулся в зал, прокурор успел уже поменять свое мнение, успел уже перестроить свою речь и сейчас требовал приговорить террористку к 5 годам лишения свободы.
И эта цифра, увы, молодому влюбленному, Дику Ричардсону, опять же показалась слишком большой. Он снова ринулся к кафедре и опять подсунул прокурору под нос свой микрофон на длинной никелированной ручке, опять начал задавать прокурору вопросы, смущаясь и краснея.
Заканчивая свою речь, Согхеке договорился до того, что эта «невинная овечка» – он указал на Кэти; та смотрела не на прокурора, а на Дика, вытаращив вопрошающие и заблестевшие радостно глазки – была, по его твердому убеждению, лишь случайной зрительницей среди демонстрантов и арестована полицией по ошибке.
Пыхтя и отдуваясь, прокурор сошел с кафедры и потопал к пуленепробиваемой стеклянной перегородке, никак собираясь поцеловать ручку такой очаровательной мисс и высказать свои наилучшие пожелания.
Артур Дюрант не отставал от прокурора, громко высмеивал его речь, выражая свое недоумение, мол, как же так, суд должен быть справедливым, у себя дома, в Америке, они не терпят террористов, что будь он сам здешним прокурором, то приговорил бы эту Кэти Орен как минимум к 30 годам тюрьмы. Согхеке растерянно оборачивался к нему, кротко улыбался, вытирал пот с лысины, что-то напевал тихо, что-то национальное.
Не успели дочитать оправдательный приговор, как Дюрант – все находившиеся в зале видели собственными глазами – оттолкнув блюстителей порядка, вошел за перегородку, взял за руку плачущую террористку и силой увлек за собой к выходу.
Кэти слегка упиралась, но она уже поняла, что роль Дика Ричардсона здесь более сложная, чем видимые его паясничания перед прокурором, что ее освобождение каким-то образом связано с ним, с его глупыми вопросами и таким же поведением. И она уже переживала за него, догадываясь, что ему грозит, хотя еще и продолжала чуть дуться на Дика. А когда на улице он затолкал ее в такслет, протягивая пачку билетов на разные рейсы и шепча, что ему нужно еще задержаться здесь, нужно еще что-то выяснить у присяжных и судьи, она разрыдалась и стала кричать: «Нет! Нет! Без тебя я не уеду отсюда!»