– Помилуйте, батюшка родненький, не надо в меха кутать! – Дуня испуганно замахала руками. – Меня бы водицей студеной охладить, тело горит, мочи нет терпеть!
– Ну так в пруду, милая, сбегай, окунись, – посоветовал Степан.
– Да в пруду-то вода как парное молоко!
– Да неужто, девонька? А я видел – корочкой льда вода в пруду покрылась, а кувшинки, словно розы колючие – все в иголочках инея, – возразил дед, загадочно улыбаясь.
– Да не может того быть, это какой такой лед-иней в июле месяце? – Параскева, видавшая всякие чудеса, развела руками.
Вот пойдем и посмотрим на лед-иней, Параскевушка моя, дева сомнений. А Дуняша у нас в прорубь нырять будет, – колдун подмигнул крепостной девке и, взмахнув посохом, повел всех к пруду.
Дуняша, приподняв руками подол сарафана, первая подбежала к кромке воды. Опустившись на корточки, она коснулась пальцами покрытой льдом водяной глади пруда.
– Матушка Богородица Святая! А и впрямь лед! Панюшка, глянь, а лилии-то будто из мрамора какой мастер изваял!
– Да разве ж такое возможно? – заохала дева сомнений.
– Раскудрить твою через коромысло! – только и смог сказать Федот и, несмотря на сорокаградусную жару, поежился.
– А боярские-то соболя сейчас были бы в самый раз! – по телу Николы побежали мурашки.
– Ну что, Дуняша, красна девица, а сорви-ка мне вон ту лилию, – колдун провел черту волшебным посохом по льду, и образовалась водная дорожка до диковинного цветка из мрамора.
– Батюшка, боязно что-то, – девушка никак не решалась войти в воду.
– Давай, детонька, водица-то хворь вмиг вытянет, – в глазах старика засверкали иголочки инея. Колдун зашептал что-то, шепот поднялся над прудом и слился с шелестом листвы.
Дуня вошла в воду по голень и охнула:
– Батюшка, это не пруд, а омут, яма могильная! – ноги Дуни подкосились и она ушла с головой под воду.
Степан быстро вытащил девушку из пруда. Дуняша спала.
– Ну вот и славно, милая, вот и хорошо. Огонь-то телесный вода забрала.
Степан окликнул Федота и Николу, заглянул колдовским взглядом в душу каждого, сняв колдовскую пелену, и велел отнести спящую Дуню в избу.
До самого рассвета, пока чернильный бархат плаща старухи с косой не растаял в лучах зари, не смолкал варган и гортанное пение старика, сидящего на крыльце избы больной девушки.
Параскева всю ночь простояла на коленях в молитве пред иконой Христа Спасителя.