- А что в «Глобусе»?
- Там казино, - Маратик растянул губы в улыбке, - можно, кстати, сходить покутить, а то ты после больнички помятый весь.
- В другой раз.
- Слушай, я понимаю, что мутно все и желанием ты не горишь, но спрыгнуть уже не выйдет.
- Я понимаю, - киваю, выдыхая дым.
- Сань, взбрыкнешь, Людку подставишь. Она за тебя перед Аккордом…
- Я в курсе, - сквозь зубы.
То, что Марат пытается давить на чувство справедливости, похвально, но я и без него знаю, что заварил это сам, как и подставился. Но смысл сейчас даже не в этом, я подставил не только себя, но и сестру, кинул тень позора на мать, поэтому и должен отвечать.
Людка уже давно мне все объяснила, в самый первый день в больничке, поэтому лечение Маратика ни к чему. У меня нет выбора, а может быть, и не было никогда.
- Тогда жду тебя завтра в «Сапфире» в десять. И да, ты сейчас под особым присмотром, за тобой будут следить, контролировать каждый шаг, и некоторые попытаются вальнуть, ты прирезал одного из наших…
- Твоих тоже?
- Не неси чушь, суть ты понял. Будь аккуратнее.
Киваю, и Лукьянов сваливает. Стискиваю зубы, выбрасывая окурок в жестяную банку, висящую на краю перил, и возвращаюсь домой.
Следующие три месяца я врубаюсь в работу, приходя к выводу, насколько все это мерзко. Показуха морали и законности, на деле же издевательства над слабыми. Мы крышуем людей, которых, по сути, сами и обворовываем, в некоторых случаях превращаем в куски кровавого мяса. Стараюсь держаться подальше от подобных вспышек агрессии новых собратьев. Эта отморозь готова на все ради собственного удовольствия, они играют в благодетелей, наслаждаясь причиняемой болью.
Большую часть времени стараюсь ошиваться в «Сапфире» или же «Глобусе». Больше в первом, как ни странно, но там находится то, что интересует и меня, - дела ресторана. Башка у меня варит, и с цифрами я дружил всегда. Этот факт, конечно, не проходит мимо Аккорда, и он лично назначает мне встречу, здесь же.
Не знаю, что поистине я испытываю к этому человеку, знаю одно - лютая ненависть ходит по пятам, выкручивает руки, но сейчас я не могу ничего сделать. Сделать, чтобы не подставить свою башку под плаху или близких под удар. Я выполняю ту работу, что мне велят, и ненавижу себя за это. Слабость и никчемность - то, с чем я себя ассоциирую сейчас. И больше ничего. Я слабак и трус, неспособный исправить ситуацию, где выход лишь один - стиснуть зубы и работать.