Я представил, что такое случилось со мной, и побледнел. Нет, я
пару раз видел такие сюжеты в кино, но никогда не примерял их на
себя по одной причине — я нахрен никому не сдался, чтобы мутить
такие сложные схемы. А вот, оказывается, теперь вполне могу
оказаться на месте подставленного героя. Только если в кино обычно
всё заканчивалось хорошо, то в жизни скорее наоборот. Положа руку
на сердце, я не был уверен, что смогу сдаться властям в надежде,
что следователи найдут злодеев и меня оправдают. И не знал, будут
ли их вообще искать, а не оформят быстренько дело, получив премию
за раскрытие особо тяжкого преступления совершенного одарённым.
— Я понял, — кивнул я, ощущая, как волна ледяных мурашек
прокатилась по спине. — Вы правы, для начала нужно прочно встать на
ноги. Если я буду полезен, даже подставь кто меня, бюро приложит
гораздо больше усилий, а не спустит всё на тормозах. А когда я буду
достаточно силён, подобное станет мелочью, не стоящей внимания.
— Верно, — наставник одобрительно хлопнул меня по плечу. — По
идее я должен сейчас тебя поправить, рассказать, что главная задача
богоборца — помогать людям, защищать их от потусторонних сущностей
и ни в коем случае не нарушать закон. Но не буду ханжой. Одарённые
ничем не отличаются от остальных в плане желаний, чувств и эмоций.
И я считаю нормальным, что нам позволено больше, чем другим, хотя
бы потому, что мы с детства рискуем жизнями. Однако не переходи
черту. Есть то, чего даже мы не можем себе позволить и не из-за
законов. Это всё придумали люди. Мы же имеем дело с совсем другими
материями. И рано или поздно ты нащупаешь тот барьер, который не
стоит пересекать. Или умрёшь.
— Это важная тема, но пока её стоит отложить, — на последних
словах наставника дверь кабинета распахнулась и появилась
Обрескова, — Давайте займёмся текущими проблемами.
— Что-то случилось? — мгновенно напрягся Олег Евгеньевич, став
похожим на готового к прыжку зверя.
— Нет, но может, — начала Обрескова в своём привычном холодном
тоне, а затем у неё вдруг словно включили эмоции, и она продолжила
с жаром. — Витя, вот ты не мог сломать челюсть этому уроду месяцем
позже. Я бы тогда и его, и его идиота-папашу, возомнившего себя
хозяином жизни, заставила бы перед тобой на коленях извиняться. А
теперь надо думать, как всё это разгрести.