Так же безотчетно, как губы Бет смыкались вокруг ложки с целебным питьем, ее руки продолжили движение – еще раз, и еще…
Джеральд перевел дыхание.
– Вы умница, Роберт, – мягко сказал он молодому Бофорту, – но вот на этот раз вы все сделали неправильно. Это не ваша вина – вы прежде ни с чем подобным не сталкивались. Вы ведь ее поили успокоительными снадобьями, верно?
Берт утвердительно склонил голову. В глазах его мелькнуло понимание.
– Самый надежный способ сделать беду непоправимой, – вздохнул Джеральд. – Душа изнывает от горя – а тело ничем не может ей помешать. Берт, покой и отдых для вашей сестры просто губительны. Ей нужна усталость – настоящая, до ломоты во всем теле, до боли в костях. Проследите, чтобы она не переставала мыть эти чертовы полы – пусть хоть весь замок перемоет, пока не свалится.
– Пока не свалится? – переспросил Берт тоном скорее утвердительным – ну, хвала Создателю и стенам Эйнсли, мальчик и вправду понимает!
– Именно так, – кивнул Джеральд. – Ни пить, ни есть, пока не упадет, не давайте. Когда свалится и уснет, в кровать не переносите. Пусть спит на полу. А вот когда проснется, накормите немедленно – и непременно горячим.
– Понимаю, сир, – медленно произнес Берт. – Думаете, поможет?
– Думаю, да, – ответил Джеральд и, повинуясь внезапной мольбе в глазах юноши, добавил: – Я ведь очень хорошо помню… когда мне было велено жить, у меня был мой меч… я держался за него – и выжил. Человеку нужно держаться хоть за что-нибудь, Берт. У твоей сестры нет меча – так пусть хоть за тряпку…
– Но леди не подобает мыть полы! – истерически взвизгнула Элис де Бофорт, когда превращенное в тряпку покрывало в руках Бет мазнуло по ее туфелькам.
– Умирать от горя в девятнадцать лет леди тем более не подобает, – отрезал Джеральд.
Бет очнулась от дикой ломоты во всем теле. Болело все – ныли кости, резкая судорога сводила мышцы, горели невесть где и когда содранные руки.
Девушка с трудом разомкнула тяжелые веки и приподнялась на локте. Локоть тут же пронзила резкая боль… и немудрено – ведь она почему-то лежала на полу. Пол был холодным и невероятно жестким… а Бет была усталой, измученной и голодной… а еще – живой. Отвратительно и бесспорно живой. Мертвые ничего не чувствуют – а она ощущает холод и боль… и запах жареного мяса, свежевыпеченного хлеба и горячего вина. Блюдо и кубок стояли прямо на полу рядом с ней, и Бет было не до размышлений, откуда они взялись. Она не хотела есть, не хотела… но руки ее, совершенно не считаясь с ее волей, потянулись к еде и питью, и Элизабет де Бофорт сама не заметила, как и когда уплела подчистую все жаркое и ополовинила кубок.