– Куда ты пойдешь, туда и я; народ твой будет моим народом, и Бог твой – моим Богом.
Потом она отошла и села в отдалении.
– Иафет, – сказал мне Мельхиор, – не удивляйтесь тому, что я скажу вам. Я доверял вам все, что только можно было доверить, но есть вещи, которые необходимо хранить в тайне, заключить в груди своей, и эту тайну можно передать только той, которая соединена с нами вечными узами. Мы теперь должны расстаться, даже все наши товарищи должны нас оставить и пристать к какой-нибудь другой партии цыган. Меня выуже больше не увидите. Не спрашивайте причин, я не могу объявить их.
– А Натте? – сказал я.
– Она будет делить мою участь, как бы горька ни была она; но с вами что станется?
– О себе я не забочусь; свет велик. Без вас я не останусь с цыганами. Но позвольте спросить: что сделаете вы с Флитой? Останется ли она с этим народом, которому не принадлежит, или вы возьмете ее с собой?
Мельхиор, немного подумав, спросил:
– Отчего так интересует вас солдатская дочь?
– Предполагая даже, что она и солдатская дочь, Мельхиор, я к ней так привязан, что мне жалко было бы видеть ее здесь с цыганами; но я уверен, что вы говорите неправду об ее происхождении, потому что она рассказывала мне много подробностей из ее детства, которые доказывают, что она не низкого происхождения.
– Я не ожидал, что у нее такая память, – ответил Мельхиор, стиснув зубы. – Но отчего она ни мне, ни Натте никогда ничего не говорила?
– Это так же понятно, как и то, что она украдена, и, я думаю, ей незачем здесь оставаться.
– Конечно, незачем.
– Итак, когда вы отправитесь, то не будете иметь влияния на ваш табор, а следовательно, нет никакой причины оставаться ей здесь. Предоставьте лучше ее воле избрать себе дорогу, и если она согласится следовать за мною, то ничто не остановит меня исполнить ее желание. Этим поступком, мне кажется, я и вам не сделаю ничего неприятного.
– Почем вы знаете? Да притом, что заставляет вас вмешиваться в судьбу ребенка, совершенно вам чужого?
– На это я отвечу вам вашим же вопросом: что заставляет вас принимать такое участие в солдатском ребенке?
Мельхиор смешался.
– Признаться вам, Иафет, Флита не солдатская дочь. Она украдена, но из этого не должно заключать, что она была украдена мною или моей женой.
– В этом я никогда не сомневался, и оттого-то я и удивляюсь вашей к ней привязанности. Если она пожелает с вами остаться, то мне и говорить нечего; в противном же случае, я возьму ее с собой, невзирая ни на какие возражения.