– Иафет, – сказала она, – вы берете Флиту, берегите ее. Мою душу упрекнет совесть, если она будет оставлена на произвол судьбы. Радостно она расстается с нами, но не перемените эту радость в слезы; мне жалко покидать ее, но я должна оставить и ее, и мой народ, и родных, и привычки мои, и мою власть – это судьба моя. Она доброе дитя, Иафет, обещайте мне быть ее другом, и пускай вот это будет воспоминанием обо мне.
Тут она подала мне что-то завернутое в бумагу и продолжала:
– Иафет, не показывайте этого Мельхиору, может быть, ему не понравится, что я это отдала вам.
Я взял бумагу, в которую был завернут подарок, и обещал все, что она требовала. Это было последнее наше свидание.
На следующий день Мельхиор был уже готов к отъезду. Все его имущество уложилось в два маленькие узелка; он и Натте простились с цыганами, которые целовали им руки и которым были розданы палатки и все их принадлежности. Джумбо и Нум были сданы на руки Двум важнейшим семействам этого народа, а Тимофей, Флита и я приготовились также к отъезду и ждали только отправления Мельхиора, чтобы вслед за ним отправиться в путь.
– Иафет, – сказал мне Мельхиор, – я вам и Тимофею должен еще за последнее наше путешествие. Вот вам долг мой. Я знаю, что у вас с ним общий счет. Прощайте, желаю вам счастья.
Мы простились с Натте и Мельхиором. Флита подошла к первой, положила накрест руки и поклонилась ей. Натте поцеловала ее робко и потом подвела к Мельхиору; он наклонился тоже, чтобы поцеловать ее в лоб, и я видел, как он старался скрыть свои чувства, похожие на отцовские. Флита заплакала, освободившись. Так как дороги наши были в разные стороны, то мы и разошлись, пожелав друг другу счастливого пути.
Я вел за руку плакавшую Флиту, и таким образом мы шли некоторое время, не говоря ни слова, покуда не выбрались на большую дорогу, где Тимофей прервал наше молчание.
Конец ознакомительного фрагмента.